Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
История появления на Руси книгопечатания запутана до безобразия. Запутана не в датах, не в людях, не в цифрах, а в мотивах.
Верить, что грандиозный печатный проект – шаг к массовому распространению грамотности – случился у нас просто так, из «необходимости обеспечения монастырей и приходов православной литературой и служебными книгами», — это все равно, что верить, будто проект «Манхэттэн» разрабатывался для улучшения иллюминации в День Независимости.
Вот, примерно такой финт Русская Фортуна совершила в незапамятные 1560-е годы. Именно такой бомбой явилась тогда в мир черная строчка на белой бумаге.
Впрочем, смотрите сами...
отрывок из произведения:
...Федор Михайлович Смирной, младший подьячий Дворцового приказа сидел в своей комнатке на втором этаже Большого Кремлевского Дворца и читал книжку...
Надо сказать, что «Михайловичем» Смирного во дворце называли крайне редко, — ему недавно стукнуло 19, и мы приводим здесь отчество только для порядка. Но почему бы это отчество и не запомнить? – на всякий случай? Неспроста же этот Федька поселился во дворце, во втором, царском этаже, в одном с государем коридоре, только в другом конце? Роду-племени он считался никакого, в Степенной книге не значился и в Разрядной прописан не был. А без прописки в Москве, сами знаете, как.
Федя остался сиротой в 1553 году, одиннадцати лет, когда его отец, московский жилец Михайла Смирной пропал без вести в казанской мясорубке. Мать тоже потом не долго пожила – скончалась от тоски. Федю воспитал ближний Сретенский монастырь. Да так воспитал, что грамотность и ум мальчишки стали заметны постороннему глазу. Царь Иван Васильевич Грозный приметил парня и пристроил у себя под боком – для рассуждений и малого совета. Назначил младшим подьячим, тайным смотрителем великокняжеской библиотеки в 1000 книг! А что был Федька безродный жилец, так на это царь плевал с высокой колокольни своего деда, Ивана Великого...
Вы спросите, с чего Грозный приблизил сироту? А почему бы и нет? Во-первых, сословное звание «жилец московский» вполне допускало дворянскую службу, продвижение по карьерной лестнице вплоть до думских высот. Во-вторых, с кем еще царю оставалось водиться? Бояре у него все сплошь были сволочи, изменники, заговорщики. Если не в настоящем и прошедшем временах, то уж в будущем – точно. Порода боярская, принадлежность к великокняжескому роду, генетика, прозрачная до Александра Невского, Владимира Мономаха, Ярослава Мудрого, не давала благородным спать спокойно. Каждый мечтал ходить в шапке Мономаха. И, надо сказать, имел на это реальное право. Если, конечно, не дай Бог, царь Иван умрет, и детишки его безвременно скончаются в страшных корчах.
Короче, в боярах царь крепко сомневался и особо их к себе не подпускал. Особенно со спины.
Но без дружбы нам, русским людям никак нельзя! Такие уж мы общественные существа, охота нам с кем-нибудь делиться радостями и горестями, изливать грешную душу на троих.
И друзья у Грозного были.
Если выстроить эту «дружину» в ряд, получалась очень смешная компания. Ее центр составляли бывшие великокняжеские псари. Так уж вышло, что эти крепкие парни, не шибко благородного помета, спасли в юности великого князя Ивана, вывели на светлый путь – прямо к подножию дворцовой лестницы, на Красное крылечко. С тех пор царь Иван полюбил простых и верных людей. Жаловал он и Федю Смирного. Федя отвечал царю взаимностью, то есть, пропускал мимо уха страшные рассказы о кровожадности и сумасшествии царя, зажмуривался на реальные пытки и казни, служил государю словом и делом.
Вот и сегодня Федор читал книгу не от скуки и сытости, а по долгу службы. Книгу эту дал ему почитать лично царь Иван, — хотел получить авторитетное мнение, что за книга, почему такова, да зачем.
Книжку царю подбросил путешественник по святым местам купец Корней Перебакин. В книге описывались воспитательные казни при дворе турецкого султана Магомета. Еще там было наворочено много восточной ерунды, и Феде поручалось выделить из текста смысловое ядро.
Погода клонилась к вечеру, над Москвой разливалось весеннее золото, которого, — что там говорить, – в других странах вовек не увидишь! Федор отвлекся от чтения, достал из шкафа кусок пирога с севрюгой. Стал жевать, глядя в небо.
Вообще-то, на дворе длился Великий пост, и севрюгу есть не стоило. Но пирог попал к Федору как бы случайно. Стряпуха Марфа подсунула его в холщевой обертке, рыбы видно не было, и грех скоромного питания можно было счесть нечаянным, если б Федор точно не знал, что питательные пироги испекли специально для обоза дьяка Висковатого. Иван Висковатый заведовал иноземными делами, и уже не первую неделю собирался в поверженную Ливонию – наводить порядок в международных отношениях. А в походе, как известно, пост снимается даже с московского чиновника. Если уж чиновник не снимается с поста...
Пироги в поход пекли на каждый день новые, а вчерашние потихоньку скармливали кремлевским обитателям. Не пропадать же добру!
Федя ковырнул из пирога кусок рыбы, бросил в угол на подстилку, где отдыхал его кот Истома, — существо благородное, но при этом ученое. Если бы существовала особая, кошачья Степенная книга, то в ней Истома значился бы на видном месте. Сам он считал, что на третьем, — сразу после покойной государыни Анастасии Кошкиной и ее брата Никиты Романовича Кошкина. Это было бы справедливо, ибо в кремлевских окрестностях не сыскать и поныне другого столь образованного и заслуженного кота. Воспитанием, галантностью, интеллектом Истома намного превосходил многих думских бояр, представителей княжеских родов, особ царской фамилии. По крайней мере, он не шаркал обувью, не ковырял в носу, не сморкался за столом, не произносил грубых слов. Вот и сейчас Истома чуял рыбу, но ухом не вел. Соблюдал деликатность. Знал, что получит свою долю своевременно и с доставкой.
Покончив с пирогом, Смирной вымыл руки, чтоб не промаслить тончайший арабский пергамент и продолжил чтение...