Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Обращенные к нам бескомпромиссные лекции культового современного русского писателя и общественного деятеля Эдуарда Лимонова заставляют нас вновь задуматься о социальном устройстве и культурных традициях, от которых зависит наше будущее.
отрывок из произведения:
...Влажный, бессмысленный и пустой Нью-Йорк в июле оказался далек от меня как никогда. В каждый мой приезд мы все более отдаляемся и скоро, может быть, возненавидим друг друга, как часто случается с бывшими страстно влюбленными. Я пересек Первую авеню и, не встретив ни одного прохожего, подошел к нужному дому. Достаточно ординарный снаружи, внутри он должен был скрывать, по словам моего друга Сашки Жигулина, «охуенный пентхауз».
В «охуенном пентхаузе» остановился Жигулин, так же как и я приехавший из Парижа на побывку в эту баню. Я приехал по литературным делам и потому, что кончался мой американский документ для путешествий, зачем приехал Жигулин, я понятия не имел, может быть, от скуки. Он уже несколько лет мотается между двумя столицами.
Жигулин открыл мне дверь. Я вошел мимо дверей различных служб (в одном незакрытом проеме виднелась бело-голубая просторная ванная и ванные принадлежности) в обширнейшее светлое помещение, украшенное даже двумя колоннами. Слева у стены ввинчивалась вверх лестница, покрытая черным лаком, сияющая, как рояль. Спешу заметить, что за те несколько часов, которые я провел в «охуенном пентхаузе», я так и не поднялся по лакированной лестнице. От Жигулина я узнал, однако, что там помещается верхняя солнечная палуба корабля-пентхауза.
«Ну живешь! — уважительно прокомментировал я увиденное великолепие. — Ни хуя себя!» — Сам я жил у приятеля на 101-й улице и Бродвее и спал на диване.
«А ты думал, Лимонов... — заулыбался Жигулин и потрогал мою рубашку, сделанную в виде звездно-полосатого ало-бело-синего американского флага. — Где купил?» «На Бродвее. Шесть пятьдесят». «Клевая рубашка, — похвалил Жигулин. — Ты, конечно, знаешь маленького Эдварда?» — спросил он и кивнул на толстенького небольшого человечка с широким ртом, улыбавшегося мне с дивана. «Безусловно. Привет, Эдвард!» — сказал я. «Привет, Эдвард!» — ответил мне маленький Эдвард и встал, чтобы, очевидно, подойти ко мне и, может быть, пожать руку. «Нью-Йорк таймс», лежавшая у него на коленях, воскресная, толстая, упала и рассыпалась по ковру в беспорядке.
«Ну, Эдвард, еб твою мать! — свирепо закричал на него Жигулин. — Что ты, блядь, как свинья все разбрасываешь... Я тебя выгоню на хуй! Ты же знаешь, что мне нужно убирать этот ебаный апартмент, завтра приезжает эта пизда Шэрил...» «Этот», «эта», «эти» — любимые эпитеты Жигулина.
Маленький Эдвард вернулся к газете и, напрягая хаки-брюки на заднице, нагнулся и стал подбирать «Нью-Йорк таймс». Маленький Эдвард — француз и живет в Париже. Он прилетел вместе с Жигулиным. У маленького Эдварда богатые родители. Маленький Эдвард тянется к культуре, к фотографу Жигулину, к его моделям, к богеме... А буржуазный папа маленького Эдварда хочет со временем передать ему управление своими фабриками унитазов. Ну если не унитазов, чего-то вроде унитазов, может, постельного белья или горчицы. Маленький Эдвард усиленно сопротивляется воле богатого папы.
«Лимонов?! — прояснилось лицо Жигулина. — Ты умеешь убирать квартиры?» «Что ж тут уметь? — удивился я. — Умею». «Слушай, поможешь мне убрать квартиру, а? Завтра приезжает Шэрил, пизда-модель, владелица этого помещения, а у меня срач. Я ни хуя ни по этому бизнесу, ни по уборке. Ты будешь мне говорить, что делать, а я буду убирать. Идет?» У Жигулина был совершенно отчаявшийся вид. В узюсеньких черных брючках, в тишотке, в узконосых штиблетиках — его обычная форма — Жигулин показался мне сегодня еще худее, чем обычно, хотя он и обычно почти дистрофик. Мне стало его очень жалко, к тому же я до сих пор должен ему четыре тысячи долларов.
«Помогу, — сказал я, вовсе не имея это в виду. Нужно было его поддержать. — Но, — продолжал я, оглядев светлое помещение, — я не вижу никакого особенного срача...»
«хуже ваша оценка лучше»
...Влажный, бессмысленный и пустой Нью-Йорк в июле оказался далек от меня как никогда. В каждый мой приезд мы все более отдаляемся и скоро, может быть, возненавидим друг друга, как часто случается с бывшими страстно влюбленными. Я пересек Первую авеню и, не встретив ни одного прохожего, подошел к нужному дому. Достаточно ординарный снаружи, внутри он должен был скрывать, по словам моего друга Сашки Жигулина, «охуенный пентхауз».
