Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
О страсти, о ненависти, о чести, о борьбе с хаосом, о войне одиночки с миром и с самим собой, о «превентивной мести», о том, что человек должен быть достоин своего призвания и собственного ада.
отрывок из произведения:
...Каждое утро я выпивал эспрессо (двойной по чётным и «долгий» по нечётным) в кафе «Гилель» на улице, связывающей Старый город с остальным миром, и начинал жить. То есть, так это выглядело со стороны. Для меня же это кафе служило утренним казино. Я играл на жизнь, ставя начавшийся день, и, как всякий заядлый игрок, не заморачивался тем, что проигрываю этот световой отрезок чаще, чем выигрываю. Ведь то, что приходило со мной в кафе и уходило, чаще без меня, прежнего, было не одно и то же. Случайная буква на пластмассовой пирамидке указывала мне направление, в котором предстояло видеть весь последующий день, а официантке — куда нести заказ. Это как в детстве, когда кто-то закрывает тебе глаза ладонями, то сначала темно, но потом обязательно один из пальцев дрогнет, и в образовавшуюся щель прокарабкается розовый от капиллярной крови свет, и картина мира будет та, которая попадёт в поле зрения. Утренний жребий вёл за собой логику дневного существования, как ведёт за собой Земля — Луну, или кошка — котенка.
Только эта ежеутренняя случайность, можно сказать, что и не являлась случайностью. Закованная в железную маску ритуала и конвоируемая безжалостным законом больших чисел, случайность шла по известному только ей каменному коридору, сворачивая в нужные (кому? зачем?) переходы.
Помеченный буквой «пэй», я сидел в то утро на улице и ждал свой кофе, отодвинувшись от обоссанного солнечным светом угла столика. Мимо шли прошитые оранжевыми стежками иерусалимцы, антенны автомобилей превратились во флагштоки и размазывали по воздуху оранжевые или голубые сопли политических пристрастий. Прошли две девушки в военной форме. Обе взглянули сквозь меня на отражения в витрине, за моей спиной и почти одновременно надели береты. Я ощутил себя прозрачным. Прозрачность тут же родила следующее ощущение — чистоты жизни. Холодной чистоты жизни, которая текла сквозь меня по чётко заявленному руслу. Прозрачная ледяная жизнь струилась во мне по своим делам, а вверх по течению словно бы пробиралась форель, блестя чешуёй, упрямо, целеустремлённо, с рыбьей застылой решимостью, она словно бы выпрыгивала, рвалась против основной жизненной воли. И я вдруг с содроганием ощутил в себе жестокое упрямство. И понял, что оно поведет меня сегодня против течения. И наверное, не только сегодня.
Официантка поставила передо мной эспрессо, стакан воды, молочник и забрала больше не нужную ни мне, ни ей метку — пластмассовую пирамидку с буквой «пэй». Она улыбнулась мне особой улыбкой для завсегдатаев, а я, кажется впервые, ответил официантке улыбкой, а не поднятием уголков губ. Я действительно был благодарен ей за нерасторопность, за то что она не забрала букву до появления солдаток, когда я решил было, что «пэй» или «пей» (произносят по-разному) повелительное наклонение вечного русского глагола. День мог закатиться под ковер. Но теперь я знал, что «пэй» (она же «фэй») — это форель и ощущал в горле не завтрашнюю похмельную сухость, а злой, клокочущий холод. Кажется, наконец-то, в этом многомесячном ежеутреннем кофейном казино мне выпал крупный выигрыш.
Я слишком долго сидел за столиком. Пока хамсин превращал снизошедший на меня внутренний холод в прохладу, а потом растворял её в повлажневшей коже. Сидел, как оказалось, напряжённо и теперь с трудом поднялся, потому что кровь уже устала и не желала течь, как положено, она пробиралась противными укольчатыми шажками по сосудам, а я ждал когда восстановится способность нормально двигаться. И думал о том, что напряжённое ожидание, в котором я провел последние месяцы/годы перекрыло циркуляцию той духовной крови, которая обеспечивает чувствительность и спасает от онемения. И обманчивая обезболивающая напряженная лень чуть не сделала свое ампутирующее дело.
Меж тем хамсин вытапливал свинскую жирную суть из людей и намазывал её жёлтым сыто-блестящим зноем на все поверхности, оскверняя мой город. Я подумал об этом и содрогнулся. Это внезапное «свинское» сравнение было омерзительным, но ничего другого при виде живых на ум не приходило.
Следовательно, мое пробуждение началось с обличительных потуг и злобной готовности полноценно жить. Не очень-то приятно. Но лучше, чем прежде. Всё равно как смыть пот грязной водой...
...Каждое утро я выпивал эспрессо (двойной по чётным и «долгий» по нечётным) в кафе «Гилель» на улице, связывающей Старый город с остальным миром, и начинал жить. То есть, так это выглядело со стороны. Для меня же это кафе служило утренним казино. Я играл на жизнь, ставя начавшийся день, и, как всякий заядлый игрок, не заморачивался тем, что проигрываю этот световой отрезок чаще, чем выигрываю. Ведь то, что приходило со мной в кафе и уходило, чаще без меня, прежнего, было не одно и то же. Случайная буква на пластмассовой пирамидке указывала мне направление, в котором предстояло видеть весь последующий день, а официантке — куда нести заказ. Это как в детстве, когда кто-то закрывает тебе глаза ладонями, то сначала темно, но потом обязательно один из пальцев дрогнет, и в образовавшуюся щель прокарабкается розовый от капиллярной крови свет, и картина мира будет та, которая попадёт в поле зрения. Утренний жребий вёл за собой логику дневного существования, как ведёт за собой Земля — Луну, или кошка — котенка.
