Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Книга известного писателя Бориса Можаева повествует о жизни русской деревни двадцатых годов, о времени, предшествующем коллективизации. Автору удалось раскрыть колоритные образы и характеры своих героев, тружеников села.
отрывок из произведения:
...После Духова дня установилась затяжная зыбкая жара; чистое с утра, просторное небо мало-помалу блекло, серело, словно выцветало к полудню, а потом и вовсе покрывалось на горизонте малиново-сизой хмарью, сквозь которую закатное солнце выглядело непомерно большим и красным. Устойчивый юго-восточный ветерок приносил с полей вместе с волнами тягучего марева сухой горьковатый запах каменеющей земли.
«Теперь бы в самый раз пары парить, — думал Андрей Иванович, — но навоз еще не вывезен. Земля уходит, иссушается с каждым днем. А ничего не поделаешь, не выделишь свое поле из общего парового клина, не вспашешь один. По парам сейчас скотину гоняют. Тут такой шум подымут... заклюют. Кабы на отшибе был, на выделе, вроде Черного Барина...» Андрей Иванович не то чтобы завидовал Черному Барину — жить на отшибе бирюком он не хотел, натура не выдержит одиночества. А вот хозяйство вести, землю обрабатывать так, чтобы не зависеть от мирского гужа да трехполки, это — другой оборот. Будь у него выдел, то есть все пять десятин вместе, он бы давно на манер Черного Барина от трехполки отказался бы. Тот и под зябь навоз вывозит, и ранней весной, и даже зиму прихватывает. «Чистых» паров, под сорняками, у него и в помине нет: клевер чередует с озимыми, а то и люпин сеет под запах. По сто пятьдесят, а то и по двести пудов зерна снимает с десятины, а тут и до ста пятидесяти не дотянешь. Создали было у Святого болота опытный луговой участок, еще при волостном земотделе. Осушили болото, распахали... На одном участке тимофеевку посеяли, на другом люпин. И тимофеевка и люпин стеной вымахали. Участковый агроном собрал мужиков и спрашивает:
— Видали, что делает болото?
— Видали. Кто бы сказал — в жисть не поверили, — отвечают мужики.
Тимофеевка на семена пошла, крюками косили, как рожь.
А люпин, свежий, зеленый, ему бы еще расти да расти, агроном приказал запахать.
— Как запахать? Такой корм в землю? Да ему цены нет!
— Он сторицей обернется, — сказал агроном. — Здесь теперь место устойчивое, сухое... Посеем по запаханному озимые — уродится такая пшеница, что лошадь грудью не пробьет ее.
Ладно, посеяли озимые по люпину. Подошло лето, такая пшеница выстоялась, что перепел взлететь из нее не мог.
— Вот вам и выход, мужики, — говорил агроном. — Навоз вносите под зябь, а то ранней весной под яровые. А на парах люпин сейте и запахивайте... Верное дело!
На сходе отказались.
— Наши деды под зябь не пахали и нам не велели. Осень — для лошадей отгул. На лугах отава выросла дармовая, так пусть лошадки в зиму жирку запасут. На дворе-то не больно зажируешь.
— А люпин? — спрашивает агроном.
— И люпин не будем сеять. Ну-ка не уродится — лишние расходы понесем. А уродится — запахивать жалко. Да и скотину пасти негде.
«Оно, конечно, пары тоже подспорье, — думал Андрей Иванович, — особенно в сухое лето, когда подлесное пастбище Славное выбивает до молотильного тока. Но вот забота — как побыстрее навоз вывезти и пары спарить. Раньше, при двух лошадях, он управлялся дней за десять, а теперь и полмесяца не хватит. Навозу на дворе накопилось горы — под самые сцепы. Больше сотни возов будет. Вот и считай по семь-восемь возов в день, а на дальние поля больше и не вывезешь, провозишься ден шестнадцать.
А там дня четыре парить, значит, до Петрова дня, то есть до лугов, только-только управиться».
Он проснулся ранехонько, еще стадо не прогоняли. Откинул тыльный стороной ладонь на соседнюю подушку — пусто, и подушка простыла... «Как кошка... Слезет с кровати, улизнет, и не услышишь, — подумал про жену. В летней избе, мягко обволакивая углы, плавал душный с ночи сумрак, лениво ползали по оконным стеклам мухи. Андрей Иванович натянул шерстяные носки, брюки, висевшие на спинке деревянной кровати, и, сунув ноги в растоптанные галоши, отворил заднюю дверь.
Солнце еще не встало, но на дворе все проснулось, ожило; по широкому подворью бродили куры и лениво, распевно лопотали: «Кра-ра-ра-ра...» У плетня суетился, разгребая землю, петух; приспуская крыло на ногу, сучил перьями, пританцовывал и тоже что-то лопотал сердито курам.
В ошмернике под горницей разноголосо, как бабы на «толкучке», гагакали гуси — наружу просились. А из дощатого, крытого соломой сарая доносился звонкий Надеждин голосок:
— Той, дьявол! Той, сатана рогатая!..
Потом гремел подойник, что-то ухало, сопело, чавкало в навозной жиже, и снова откровенное и звонкое выражение Надеждиных чувств:
— На, заткнись, окаянная твоя душа!
Андрей Иванович сообразил — опять Белеска не дается. Что случилось с коровой? Три дня уже ни с того ни с сего не дается доить, и шабаш. Ее и уговором пытались взять, и корочкой кормили — нет. Бьет и хвостом и ногами... Того и гляди, рогом зацепит. Пришлось ноги связывать и доить.
— Головушка горькая, не знаешь, что и подумать.
Царица приехала из Бочагов, поглядела и говорит:
— Здесь и думать нечего. Дело ясное — наговор.
— Куда ее теперь вести?
— Надо молебен отслужить Власию и Людесию.
Приглашали отца Афанасия, отслужил и двор окропил святой водой. Трешницу отдали. Не помогло...
...После Духова дня установилась затяжная зыбкая жара; чистое с утра, просторное небо мало-помалу блекло, серело, словно выцветало к полудню, а потом и вовсе покрывалось на горизонте малиново-сизой хмарью, сквозь которую закатное солнце выглядело непомерно большим и красным. Устойчивый юго-восточный ветерок приносил с полей вместе с волнами тягучего марева сухой горьковатый запах каменеющей земли.
