Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Можаев Борис Андреевич (1923-1996), прозаик. Родился 1 июня в селе Пителино Рязанской области. В 1948 окончил Высшее инженерно-техническое училище ВМС в Ленинграде, служил морским офицером на Дальнем Востоке и в Китае. Уже в те годы начал заниматься журналистикой. В 1954 был опубликован первый рассказ в местном журнале, с 1956 произведения Можаева появляются в центральной печати: «Наледь», «Саня», «Тонкомер».В последние годы были написаны «Русские детективные истории, не похожие ни на что» (1993), сборник рассказов «Хозяин тайги» (1994), книга рассказов и очерков «Затмение» (1995).
отрывок из произведения:
...Николай Иванович видел сон: пестрый коротконогий бык из Погорей, гремя длинной цепью, приклепанной к ноздревому кольцу, бежал на него по тропинке сквозь оржи. Николай Иванович бросился было в сторону, но запутался в оржах, упал и с ужасом почуял, как у него отнялись руки и ноги, словно ватными сделались, — ни встать, ни шевельнуться он уже не мог, только лежал и слушал, как гремела цепь. Наконец курчавый широкий лоб быка наплыл на лицо, заслонил собой свет...
— Ааы-ы-ы-ы! — закричал Николай Иванович гортанным сдавленным криком и проснулся.
— Что ты, господь с тобой? Ай домовой навалился? — спрашивала, появившись в дверях спальни, мать Старенькая.
В руках у нее было ведро, длинная цепь от дужки тянулась по полу.
— У-уф! У-уф ты, черт возьми... Никак не отдышусь. — Николай Иванович расстегнул исподнюю рубаху, провел рукой по влажной, ходенем ходившей груди. — Бык мне приснился, Старенькая. Чуть не забодал...
— Какой бык-то? Белый, ай черный? Если черный, то к болезни.
— Пестрый... из Погорей.
— Пестрый? Пестрый я уж и не знаю к чему.
— Лоб у него курчавый; кудри черные, как у ихнего председателя Мышенкина. В носу кольцо, а от нее цепь длинная... Гремит! — Николай Иванович увидел вдруг цепь на полу. — Так это ты гремела цепью-то?
— За водой вот собралась, а цепь никак не привяжу. Глаза-то плохо видят, — смущенно оправдывалась мать Старенькая. — Вроде узел сделаю, но потяну — отвязывается. Приклепал бы мусатку. — Она снова ушла на кухню.
— Ну да... Мне только мусатки сейчас приклепывать.
Николай Иванович встал с постели, вышел в залу, поглядел на часы, потом в окно. Небо было чистое — ни облачка.
— Чего смотришь? — выглядывая из кухни, спросила мать Старенькая. — Дождя, поди, ждешь? Хорошая будет погода.
— Откуда ты знаешь?
— По радио слыхала. Ночью передали — дождя не будет. Будут только эти самы... осадки.
— А что ж такое означают эти самые осадки?
— Роса!.. За ночь оседает. Осадок есть, а дождя нет.
— Ты у нас, Старенькая, прямо как ходячий календарь колхозника. Все растолковать сумеешь. Но к чему бы это бык меня бодал, а?
— Кабы черный бык, тогда к болезни. А этот пестрый? И волосы у него, говоришь, на лбу кучерявются, как у того председателя. Он чей же, этот бык-то?
— Того самого председателя... Из Погорей. Я еще торговал этого быка. Чистый холмогор!
— Значит, у тебя с ним сурьезность будет.
— С кем? С быком, что ли!
— С каким быком! Говоришь чего не надоть... С председателем!
— Если бы только с председателем... Это еще — горе не беда.
Николай Иванович мечтал о дожде. Дождь не столько нужен был для земли, как для него, председателя. Пойдет дождь — не будут сегодня жать пшеницу; а не пойдет — заставят. Да мало того, еще и на бюро вызовут. А там — подставляй загорбину. Уж накостыляют...
...Николай Иванович видел сон: пестрый коротконогий бык из Погорей, гремя длинной цепью, приклепанной к ноздревому кольцу, бежал на него по тропинке сквозь оржи. Николай Иванович бросился было в сторону, но запутался в оржах, упал и с ужасом почуял, как у него отнялись руки и ноги, словно ватными сделались, — ни встать, ни шевельнуться он уже не мог, только лежал и слушал, как гремела цепь. Наконец курчавый широкий лоб быка наплыл на лицо, заслонил собой свет...
