Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Дино Буццати, наряду с Чезаре Павезе, Луиджи Малербой и Итало Кальвино, по праву считается одним из столпов итальянской литературы XX века. Его самый известный роман — «Татарская пустыня», по которому Валерио Дзурлини снял свой замечательный фильм. Буццати — многоликая и противоречивая фигура: журналист, много работавший в жанре городской хроники, и автор пяти романов, мореход, страстный альпинист, поэт и художник. Мир рассказов Буццати так же многолик, как и их автор: земные реалистические, «вещественные»; мистические, связанные с подсознанием, глубинными слоями человеческой психики, пограничными состояниями между жизнью и смертью; те, что можно отнести к направлению фантастического реализма — отражают различные грани искрометного дарования автора.
отрывок из произведения:
«...Во имя Отца и Сына и Свя... — начинает урок дон Антонио. — Дети, сегодня мы поговорим с вами о грехе. Кто из вас знает, что такое грех? Ну, Витторио, давай... Интересно, почему это ты всегда садишься в самом последнем ряду?... Так вот, можешь ли ты сказать мне, что такое грех?» «Грех... грех... в общем, это когда человек совершает всякие плохие поступки».
«Да, конечно, так оно примерно и есть. Но правильнее было бы сказать, что грех — это оскорбление, нанесенное Господу Богу, поступок, содеянный в нарушение его заповеди».
Между тем облака над Коль Джана начинают перемещаться, словно подчиняясь воле какого-то хитроумного режиссера. Ведя урок, дон Антонио прекрасно видит все это через стекла, как видит он паука, затаившегося на своей паутине в одном из углов окна (почему-то как раз там, где мошкары почти нет), и неподвижную, скованную осенней немочью муху, сидящую неподалеку. Сначала облака располагаются следующим образом: из удлиненного плоского основания вытягиваются какие-то протуберанцы, похожие на огромные клоки ваты, затем мягко очерченные края этой фигуры постепенно превращаются в сцепленные друг с другом завихрения. К чему бы это?
«Если мама, предположим, не велит вам что-то делать, а вы все-таки делаете, мама огорчается... Если Бог не велит вам что-то делать, а вы все-таки делаете, Бог тоже огорчается. Но он вам ничего не скажет. Бог только смотрит, ибо он видит все и даже то, Баттиста, что ты сейчас не слушаешь меня, а сидишь и портишь скамью ножиком. И тогда Бог берет это на заметку. Может пройти сто лет, а он все равно будет все помнить, словно случилось это только что...»
Подняв ненароком глаза, он видит пронизанное солнечным светом облако в форме кровати, да еще с балдахином, украшенным всякими завитушками, воланами, бахромой. Настоящая кровать одалиски. Дело в том, что дону Антонио хочется спать. Он встал сегодня в половине пятого, чтобы отслужить раннюю мессу в церкви маленькой горной деревушки, да так за весь день и не присел: тут тебе и бедняки, и новый колокол, и крестины двоих детей, и больной, и сиротский приют, и кладбищенские дела, и исповедование... в общем, с пяти утра сплошная беготня, а теперь еще эта манящая мягкая постель, словно специально приготовленная для него, бедного, издерганного священника...