Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
26 января 1972 года появилось секретное Постановление ЦК КПСС о выдворении писателя Григория Свирского, заикнувшегося о свободе слова, за пределы Советского Союза. В изгнании автор написал и опубликовал 10 романов и повестей, переведенных на главные европейские языки.
Через 20 лет книги Г. Свирского были, наконец, переизданы и в Москве, а в Союзе писателей Москвы летом 2000 года состоялся вечер, названный «Возращение Григория Свирского».
Из выступления на вечере писателя Юрия Карякина: «Один из самых сильных ударов по цепям, которым было сковано наше сознание, нанес Григорий Свирский. Он первым освободил нас от страха. После его смелого выступления в Союзе писателей — в присутствии секретаря ЦК КПСС Петра Демичева — мы вдруг поняли: можно! Не убьют!».
отрывок из произведения:
...Господин Свинаренко, а Вам мы не обязаны тем, что они так запущены? Да-да и Вам, лично, господин юморист.... И в прямом смысле, и еще более в фигуральном. То-есть всем, кто, как и вы, полагают, что эта болезнь не лечится, а потому надо действовать по пословице: «Н тратьте, куме, силы, опускайтесь на дно».
Тут, конечно, Вы усмехнулись иронически И, может быть, даже крепко выразились по моему адресу. Мол, на каком основании?!
Что б эти «основания» прояснились вполне, я вынужден ненадолго задержаться на нескольких эпизодах своей, «АВТОБИО...», как говаривал, посерьезнев, наш дивизионный «особист»...
Ежедневная газета «Североморский летчик», появившаяся на флоте в конце войны, стала фантастически знаменитой с самого первого номера. В передовой статье об удачах и задачах было сказано черным по белому: «Партийная организация обсуждает застой своего члена...» Весь Кольский полуостров, истосковавшийся по женскому полу, «прорабатывал» знаменитую передовую. Хохот достиг Москвы. Поверяющих с лампасами — не продохнуть. Их приказ суров: дураков — вон! Искать грамотных людей!
Меня, механика бомбовоза, сдернули в землянке с нар: « Тревога! Бегом-бегом!» и доставили в «лежачий небоскреб» — длинный барак, отведенный в губе Грязной новой газете.
Так я стал журналистом.
Первым заданием нам, нескольким новичкам, — срочно! по очерку о героях. «Пишите все как есть! — напутствовал полковник, Главный редактор. — Если что секретно, — снимем...» Мы изучали пахнувший краской номер ревниво: «проба пера»! Никакой правки. Ура!
Нет, вот красный карандаш Главного коснулся листа. Сняты всего полторы строчки. Какой-то секрет все-таки прорвался. Выдали по неопытности... В материале о командире эскадрильи Илье Борисовиче Катунине, который врезался на горящем штурмовике в немецкий корабль и стал Героем Советского Союза посмертно. Жирно вычеркнуто «... родился в бедной еврейской семье.» Текст изменен почти незаметно: «... родился а Белоруссии.» Герой второго очерка летчик-разведчик Турков, по национальности мордвин. И о том мы не забыли — полстроки в тексте. Эти полстроки красный карандаш вынес в броский, крупным «кеглем» на всю страницу, заголовок: «СЫН МОРДОВСКОГО НАРОДА».
Через полгода бдительный карандаш Главного уж ни у кого удивления не вызывал.
Он возник в моей памяти, как наяву, этот красный карандаш, массивный, покрытый белым лаком, точно бутафорский, с вмятиной от редакторских зубов, в страшный осенний день сорок четвертого : экипажи торпедоносцев выгружали из залитых кровью кабин ИЛ —4-х мертвых воздушных стрелков. Чтоб не срывать морской операции, к пулеметам посадили всех, кто был под рукой.. Я был уже корреспондентом летной газеты. Командир полка ругнулся, произнес памятную мне фразу: «По какой графе тебя спишу, если что?», но разрешил, и я ушел, со своим бывшим экипажем, нижним стрелком.
Это был удачный день. Потопили в Варангер-фиорде огромный транспорт с войсками из горной дивизии СС «Эдельвейс», и, как водится. вечером был «выпивон» с неизменным поросенком. Пригласили и меня. Один из гостей спросил вполголоса, кивнув в мою сторону: «А это кто?» — Во парень! — воскликнул летчик, показав большой палец. И вполголоса: — Хотя и еврей...
Для меня, вчерашнего школьника, это были годы ошеломляющих открытий...
Тем более, что не заставили себя ждать и все новые...
В Университете я познакомился с девчушкой по имени Полина, студенткой химфака, комсомолочкой. Всю ее семью, жившую под Кривым Рогом, гитлеровцы расстреляли, как ЮДЕ. В тот, послевоенный год, случайно недобитую полицаем Полину вычеркнули в Министерстве Высшего Образования недрогнувшей рукой, как ЮДЕ из представленных химфаком МГУ списков аспирантов.
— Бред!»воскликнула комсомолочка. — В нашей-то стране...
— Не бред, а закономерность замечательной российской жизни, — столь же горячо возразил я, помня красный карандаш Главного и уж не раз слыша вокруг себя бранчливое «Все евреи в Ташкенте!» Это был наш первый семейный скандал: в то утро я, говоря высоким слогом, предложил Полине руку и сердце.
И затем, уже как самый близкий ей человек, наблюдал борьбу Московского Университета за нее, и, в конце-концов, тяжкую победу академиков Зелинского и Несмеянова над сталинским расизмом...
По счастью, хороших людей на Руси всегда было больше, чем палачей.
Полина верила в это исступленно. Я тихо сомневался...
...Господин Свинаренко, а Вам мы не обязаны тем, что они так запущены? Да-да и Вам, лично, господин юморист.... И в прямом смысле, и еще более в фигуральном. То-есть всем, кто, как и вы, полагают, что эта болезнь не лечится, а потому надо действовать по пословице: «Н тратьте, куме, силы, опускайтесь на дно».
