Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Произведения, каждое из которых вот уже много десятилетий поражает читателя не только мастерски выстроенной интригой и острым сюжетом, но и удивительной глубиной проникновения в самые тайные, самые сокровенные глубины души «среднего человека», — человека внешне незаметного, но способного на многое...
отрывок из произведения:
...В этот вечер сцена запаздывала. У многих даже появилось сомнение, что она вообще состоится. Только небольшая перепалка в момент раздачи суповниц с наваристой розовой жидкостью. Кто-то сказал, за одним из столиков у печки:
— Тыквенный суп.
И скорее всего именно потому, что это было произнесено за «привилегированным» столиком, за одним из двух столиков, почти вплотную приставленных к печке, а возможно и просто потому, что M-м Катр ошиблась, она приговорила, наливая сыновьям полные тарелки:
— Ваш любимый суп, дети. Томатный!
И голос у нее вроде был, когда она была «в духе».
— Это тыквенный суп! — возразил старший. Ведь дети охотнее верят чужим, чем своим родителям, не так ли?
— Замолчи, Жан-Клод.
— Это не томатный суп! Это тыквенный суп!
— А я тебе говорю, что...
В этот момент она поднесла ко рту ложку, поняла ошибку и предпочла замять инцидент категоричным:
— За столом не разговаривают!
Она явно чувствовало себя оскорбленной. Ей хотелось оглянуться и проверить, не улыбаются ли люди за соседними столиками. По лицу ее было видно, что она продолжала думать о допущенной ошибке, о насмешливых улыбках, которые ощущала спиной.
И когда струившиеся из радио звуки тихого танго по одному Богу ведомому капризу вдруг превратились в скрежещущую какафонию, она резко вскинула узенькое личико и уставилась на аппарат ненавидящим взглядом, словно этот притаившийся в углу ящичек из полированного дерева, принял сторону ее врагов и намеренно обрушил на нее эти варварские звуки.
— Это еще что такое?! — воскликнула она.
А Раймонда, проходившая мимо с полными тарелками, невинным тоном проговорила, бросив при этом заговорщицкий взгляд на другие столики:
— Старый аппарат... Постоянно портится...
Там, у печки, люди сидели с покрасневшими от жары лицами. Горячие потоки воздуха попадали им прямо в лица, зажигая глаза, обжигали им икры. Молодая пара даже дошла до такого цинизма, что отодвинула свой столик подальше от печки. И это в то время, когда M-м Катр, столик которой стоял между окном с плохо закрытыми ставнями, сотрясавшимися от сильных порывов ветра и то и дело отворяемой дверью в холл, сидела с посиневшим от холода, несмотря на толстый слой пудры, носом.
Слышался грохот морских волн, разбивающихся о набережную, шум сильного порывистого ветра, стук ставень где-то на втором этаже, неровный, тоже порывистый гул печки, более близкий стук ножей и вилок...
Их было всего десять человек в столовой пансиона «Нотр-Дам» в Сабль-Долон, в середине декабря. Радио, в своем углу, продолжало напевать какой-то мотив, то едва слышно, то тоже вдруг иступленно захлебываясь звуками.
Сидевшие за столиками в общем-то чужие друг другу люди, объединенные лишь многочисленными совместными трапезами, обменивались понимающими взглядами, поскольку были, в предыдущие вечера, свидетелями бурных сцен между мадам Катр и ее детьми.
— Кажется, сегодня обойдется... — говорили одни взгляды.
— Инцидент с супом быстро угас...
— Погодите... Еще неизвестно... У нее слишком синий нос и поджатые губы...
В другом месте, в другое время и без этих двух мальчишек она могла бы даже сойти за хорошенькую. Возможно даже иные из присутствующих мужчин не отказались бы приударить за ней. Кто знает? Во всяком случае, если она была не хуже других. Несколько удлиненный и заостренный профиль; бледно-голубые глаза, сразу же становившиеся слишком пристальными и напряженными, когда у Катр возникало подозрение, что окружающие смеются над ней. Просто спадающие на затылок, как у девочки, платиновые волосы. Короткие, слишком короткие юбки. И неизменная короткая медвежья шуба с торчащими из-под нее длинными худыми ногами.
Все это, как и сиреневатый оттенок ее носа под слоем пудры, конечно, не могло быть причиной для того, чтобы...
Восемь часов. Часы на Вестминстерской башне бьют восемь раз.
Никто уже ничего не ждал. Каждый думал о чем-то своем, уставившись на кусок ската на тарелке или ковыряя вилкой темно-зеленые каперсы. И вдруг — ба-бах! Резкий звук пощечины. И сразу же вслед за этим — грохот отодвигаемых стульев. Катр была уже на ногах и пыталась приподнять за руку младшего из сыновей, все еще заслонявшего другой рукой лицо и ревевшего благим матом.
— В постель!... Немедленно в постель... Слышишь?!
О! Это был уже совсем не тот голос. Этот голос задыхался от бешенства, тем более, что семилетний мальчишка был довольно тяжел. Он свалился со стула. Она наполовину приподнимала его над полом, похожего на куклу в ярком свитере и в лыжных брюках. Одной ногой он зацепил ножку стола, и по мере того, как она тащила его к двери, стол двигался вслед за ними. Все смотрели на них, безуспешно силясь сохранить серьезное выражение лица.
Она тоже смотрела на них, сгорая от стыда и досады...
...В этот вечер сцена запаздывала. У многих даже появилось сомнение, что она вообще состоится. Только небольшая перепалка в момент раздачи суповниц с наваристой розовой жидкостью. Кто-то сказал, за одним из столиков у печки:
