Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Родольф Тёпфер (нем. Rodolphe Topffer, Toepffer; 31 января 1799, Женева — 8 июня 1846, там же) — швейцарский писатель и художник.
Закончил кальвиновский коллеж, где проявил себя, как карикатурист. Но мечта стать карикатуристом не сбылась из-за болезни глаз. Его первой пробой на литературном поприще стала басня «Горшки». Это произведение было отвергнуто издателем «Женевского альманаха» за высмеивание быстро разбогатевших выскочек из низшего сословия. Также не удалось издать политические речи Демосфена с греческим текстом и француским переводом, а также комментарием. Отправившись в Париж он решает стать педагогом. Тёпфер заканчивает Женевскую академию и начинает работать младшим учителем в пансионе пастора Хайера.
В 1824 году женится и основывает сообственный пансион — «институт Тёпфера». В этом заведении обучалось около 40 воспитанников из разных стран. С ними он ходит походы и ведёт «Путевой журнал», который в последствии войдёт в основу первой серии альбомов «Путешествия зигзагами» (Voyages en zigzag).
Художественные произведения Тёпфера были высоко оценены Гёте. В 1826 году в брошюре, посвящённой разбору выставки в Женеве он призывал отказаться от классических представлений в искусстве. Одновременно со своими художественными проявлениями Родольф Тёпфер пишет литературные произведения: «Библиотека моего дяди», «Наследство», «Страх», «Элиза и Видмер», «Генриетта» и др.
отрывок из произведения:
...Я охотно слушал его речи, столько было в них сильного и страстного чувства. К тому же я привык видеть в этом мальчике прежде всего друга, а не горбуна, и великолепие нарисованных им картин не тускнело для меня, ибо мне не приходило в голову, что на боевом коне его жалкая фигурка была бы нелепа. Поэтому я слушал его жадно, не думая улыбаться. Подчиняясь власти, какую имеют над нами пылкие и сильные натуры, я мысленно становился солдатом моего генерала и, выполнив по его приказу самые сложные маневры, вместе с ним вступал в город, маршируя, то медленнее, то быстрее под звуки дудок и бой барабанов. О невинные годы детства! Чистые детские сердца, способные любить, невзирая на телесные уродства и не отравленные еще ядом насмешки!
Для меня склонности этого мальчика всегда были убедительным доказательством различия, существующего, как говорят, между двумя субстанциями, составляющими человека. Как! Уродливое и хилое тело... а в нем душа рыцаря, способная опьяняться даже тенью побед и славы! Несчастный, которого его малый рост вынуждает держаться в тени, молчать и подавлять в себе все восторги и все страсти... и душа, прекраснейшая из прекрасных, полная чувств высоких и пылких, жаждущая подвига! Это ли не разительный пример насильственного сопряжения чуждых друг другу грубой земной оболочки и заключенной в ней чистой души?
Впрочем, за подобными примерами можно и не обращаться к горбунам. Оглянитесь вокруг! Сколько некрасивых, грубо тесаных лиц, излучающих доброту и нежность! Сколько хрупких тел, таящих в себе душу твердую, как сталь! А сколько могучих костяков, в которых скрыта душа вялая и трусливая! А если даже не глядеть на других – кто не ощущает в себе самом пришельца из иных краев, благородного изгнанника, томящегося в стенах своей тесной темницы? Кто не чувствует порой, что душа его живет своими скорбями и радостями, волнуясь и трепеща от восторга, когда тело погружено в дремоту, или напротив – что душа его дремлет, пока тело предается любимым своим наслаждениям?..
...Я охотно слушал его речи, столько было в них сильного и страстного чувства. К тому же я привык видеть в этом мальчике прежде всего друга, а не горбуна, и великолепие нарисованных им картин не тускнело для меня, ибо мне не приходило в голову, что на боевом коне его жалкая фигурка была бы нелепа. Поэтому я слушал его жадно, не думая улыбаться. Подчиняясь власти, какую имеют над нами пылкие и сильные натуры, я мысленно становился солдатом моего генерала и, выполнив по его приказу самые сложные маневры, вместе с ним вступал в город, маршируя, то медленнее, то быстрее под звуки дудок и бой барабанов. О невинные годы детства! Чистые детские сердца, способные любить, невзирая на телесные уродства и не отравленные еще ядом насмешки!
