Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Родилась на Урале, в детский сад определили на Украине, в школу пошла в Кемерово, семь классов окончила в Туле, а аттестат зрелости получила в Прокопьевске в Кузбассе. Отец был шахтостроителем, и семья моталась по стране. По образованию инженер по строительству портов и гидросооружений, по душевной склонности — литератор и историк, что не помешало кончить аспирантуру, а потом 17 лет преподавать сантехнику в московском строительном техникуме в Кожухово.
Писать стала поздно. И начала с романа для своих сыновей — веселого, приключенческого, исторического. Так появились первые «Гардемарины».
Последующий роман также из жизни XVIII века назывался «Кладоискатели». В 1999 г. вышел обзор по русской истории :»История России. Женский взгляд». Продолжает и дальше писать книжки — в этом смысл существования. Сейчас живет в г. Троицке Московской области, раньше наш городок назывался научным.
отрывок из произведения:
...Начну с того, что если бы среди вещей, оставшихся от матери, не было пишущей машинки, то эти записки не появились бы. Конечно, пишущая машинка не тот фактор, который толкает людей писать мемуары и рассказы, можно вполне шариковой ручкой обойтись-при желании, но память держит меня в плену, и, ища в жизни связь времен, я угадываю, что машинка досталась мне с тайным значением. Сразу же назову героев этих записок-я сама, геолог, тридцать восемь лет, мой муж, инженер, человек с легким характером и несколько старомодным именем Кондрат, моя подруга, а вернее сказать, наша с Кондратом подруга Инга с дочкой Ксюшей.
Все началось с теплого июньского дня, я только что прилетела из Норикамска, чтобы очень скоро улететь назад на буровые, а пока мы сидим на берегу реки Пахры-купальники, полотенца, огромная сумка со снедью, — и вокруг нас такие же группки родителей, родственников и друзей, приехавших в лагерь к своим детям.
Пионерский лагерь построен на останках дворянской культуры прошлого века. От былого великолепия осталась белая искрошившаяся лестница и длинный, похожий на манеж дом — в нем игротека, а все остальноеспальные корпуса, столовая, котельная с трубой-бетонное, типовое, привычное. Здесь проводит свой первый лагерный сезон шестилетняя Ксюша. Путевку достал Кондрат, он работает в очень солидной организации, у них замечательные санатории, турбазы и лагеря. Инга противилась отъезду дочери — слишком мала, но Кондрат ее уговорил, детский сад тоже выезжал за город, и там девочка чувствовала себя вполне хорошо. В списке лагеря Ксюша значилась нашей племянницей.
Этот день отличался от всех прочих тем, что у меня, как говорят романисты, пелена упала с глаз, то, что было предчувствием, стало очевидностью. В первый момент своего прозрения я даже не испугалась, а только испытала жгучий интерес и удивление-как я раньше до этого не додумалась?
Вот вся задрогшая от недавнего купания Ксюша пристает к матери: «Мам, плавать хочу, поучи, мам, хочу, хочу...» Девочку, как русалку, тянет в воду, и в родительский день она хочет накупаться за две прошедшие недели и две последующие. «Подожди, согрейся вначале, — приговаривает мать, любовно оглаживая худую спинку дочери, — еще не хватало, чтобы ты простудилась после нашего приезда». Девочка капризно морщится, отбивается от материнской руки и, устав спорить, на коленях семенит к Кондрату: «Скажи маме... Все купаются, а мне нельзя. Я кувшинки хочу. У всех девочек кувшинки, а у меня нет». Инга отрицательно мотает головой, мол, нет, Кондрат, никаких кувшинок, придумай что-нибудь! Тот понимающе кивает и уже нашептывает что-то Ксюше в любопытное ушко.
Тягучие Кондратовы сказки... не один раз Ксюша засыпала под историю про девочку с крылышками, эти сказки лечили корь и ветрянку, он умудрялся рассказывать их даже по телефону. Ксюша слушает внимательно, смотрит Кондрату в глаза и доверчиво теребит волосы на;его груди, он весь шерстяной, золотистый, как орангутанг. Инга тоже прислушивается, потом пододвигается к ним поближе, тянет за собой подстилку, укладывается Удобно и замирает. Я вижу только ее гладкую спину, пучок волос, из которых вот-вот вылезет шпилька, на ее круглой, розовой, как у нимфы, пятке блестит солнечный луч. И поверьте, первый раз за многие годы в душе моей рождается недоброе чувство к этому красивому, согретому солнцем телу, которое словно забором отгородило от меня мужа, и я явственно понимаю: они втроем, я — одна.
Инга появилась в моей жизни шесть лет назад. Свела нас беда — при дурацких, нелепейших обстоятельствах погиб ее муж. Я ненавижу искусственную геологическую романтику, мол, мы бродяги, мы странники, мы идущие вперед, поэтому гибнем чаще других. Погибнуть можно и в рейсе Москва — Сочи, а у нас грузовой вертолет раскрылся в воздухе, видно, разладилось что-то в его металлическом сердце, раскрылся и высыпал груз и людей, их было трое, прямо в Ангару. Двое из упавших каким-то чудом спаслись, а Женя погиб, даже тела не нашли.
Инга осталась одна с грудной дочкой на руках. Вся ее жизнь съежилась до минимальных размеров, она словно и не жила, а брела ощупью, а у меня, как я теперь понимаю, была самая счастливая пора в жизни. Это был четвертый год замужества, когда мы с Кондратом вполне притерлись друг к другу, и пылкая наша любовь с ее обидами, ревностью, ссорами преобразовалась в нежность — тишайшую, чуткую. Все мне тогда удавалось: защитилась, диссертация была пристойная, не более того, но хвалили неуемно, перешла работать в научный институт, и тема была моя-желанная. Меня даже тяготило это весомое бремя счастья, люди страдают, суетятся, а я гребу под себя все блага мироздания. Из-за этих угрызений совести я заходила к Инге гораздо чаще, чем делала бы это в обычную, пасмурную пору жизни...
...Начну с того, что если бы среди вещей, оставшихся от матери, не было пишущей машинки, то эти записки не появились бы. Конечно, пишущая машинка не тот фактор, который толкает людей писать мемуары и рассказы, можно вполне шариковой ручкой обойтись-при желании, но память держит меня в плену, и, ища в жизни связь времен, я угадываю, что машинка досталась мне с тайным значением. Сразу же назову героев этих записок-я сама, геолог, тридцать восемь лет, мой муж, инженер, человек с легким характером и несколько старомодным именем Кондрат, моя подруга, а вернее сказать, наша с Кондратом подруга Инга с дочкой Ксюшей.
