Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Андрей Олегович Щупов. Родился в 1964 году в Свердловске (ныне — Екатеринбург). В 1986 году окончил Уральский электромеханический институт инженеров железнодорожного транспорта. Работал в НИИ, затем стал журналистом и редактором. В фантастике дебютировал рассказом «Есть контакт», опубликованном в 1990 году в газете «Наука Урала». Пишет также поэзию и детективы; в 1992 году получил литературную премию ДЭМ. Первая научно-фантастическая книга , «Холод Малиогонта», вышла в 1994 году.
отрывок из произведения:
...Что видели звезды? Шляпки серебристых гвоздей, вбитых в черный бархат, море мглы, сосульчатый, подпоясанный снегом холод и, разумеется, друг дружку. Еще, может быть, тараканов в виде комет, клопов и кусачих метеоритов. А что видел кот, воседающий на пестрой пирамидальной куче, навороченной поверх мусорного контейнера? Еще парочку таких же перспективных контейнеров рядом, желтоглазого собрата-конкурента вдали и выбегающих из подъезда поблевать и помочиться красномордых гуляк в белых, выбившихся из брюк рубахах, в галстуках через плечо, в полосатых носках.
Звезды, как водится, молчали, кот, внимающий ароматам кучи и того прокисшего, чем тянуло от подъезда, брезгливо фыркал. Гуляки не замечали ничего. Увлеченные вольной трусцой с третьего этажа вниз и обратно, они с кряканьем утирались, не без удовольствия смеялись над раскачивающимися вокруг домами и деревьями. Землетрясение в алкогольные пять-шесть баллов их ничуть не пугало.
Башенкин Ной Александрович не был исключением. Он тоже выбежал «подышать». Как все. Тем паче, что туалет заняла расстроенная дама. Она вовсю курила, копотью изгоняя из глаз соленую печаль, протяжно ширкала носом, на стук в дверь гнусаво отвечала «занято» и вновь надолго замолкала. Из-под дверей тянуло никотиновым туманом, покидать свою обитель новоиспеченная монахиня не торопилась. Кое-кто даже смело предположил, что дама там не одна, но Ною вникать в подобные нюансы не хотелось. Хотелось на волю, под опеку подслеповато моргающих звезд, на девственно северные заоконные газоны. Такая уж это была вечеринка. И, не затрудняя себя поиском родной обуви, мужчины шлепали по ступеням вниз, совершая нехитрый бартер: глоток прохладного воздуха в обмен на горечь закипающих желудков, на влагу лопающихся емкостей — тех самых, что как раз над душой.
Справив нужду, Ной запрокинул голову. Не без усилия распахнул глаза, как не распахивал, должно быть, уже лет пятнадцать или двадцать. Аж заломило веки. Мимолетно припомнил, что в детстве подобное упражнение давалось ему значительно легче. То есть тогда он, видимо, этим только и занимался, подобием черной дыры заглатывая новое и неведомое. Мир усваивался порционно — сладкими и шершавыми кусками. Для заглатывания требовались глаза — широко раскрытые, способные угадывать самые незначительные мелочи. Подобные глаза у детей имеются.
Башенкин смотрел вверх и видел, как кренится кирпичная стена дома, как неустойчиво покачивается свод. Ныли веки, пульсировало под темечком, и ему вдруг подумалось, что на самом деле он вовсе не на земле, а в глубоком колодце, как какой-нибудь Бумбараш, и небо вовсе не небо, а темный люк, перекрывший выход к свету и солнцу.
Стало совсем грустно. Открывать в тридцать с копейками немудреные истины вроде той, что мир — всего-навсего колодец, — занятие из невеселых. Потому что следом приходит другая безрадостная мысль — о том, что из означенного колодца рано или поздно придется выбираться — толкаясь ногами от скользких стен, руками перебирая ненадежную бечеву.
Жалюзи сомкнулись, веки встали на место, точно вправленная челюсть...