Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Владимир Аренев. Писать начал в 1995 году. Живет в Киеве. Пишет на русском и украинском языках. Печатался в журналах «Уральский следопыт», «Порог», «Пульсар», «Майдан-XXI». Автор нескольких романов различных жанров (сюрреалистический мини-роман «Под небом голубым», детектив «Правила игры», мифопоэтический роман в стихах «Лабiринт» на украинском языке), около двух десятков рассказов, многочисленных литературно-критических статей. В 2000 году свет увидел роман-дилогия «Черный искатель смерти» из цикла «Летописи Ниса».
отрывок из произведения:
...Лето стояло в скирдах, скошенное, высушенное, ломкое. Лето почти закончилось. Оно уже сочилось осенью, все чаще уступая ей то там, то здесь пару-тройку пожелтевших листков. Скоро все отдаст, швырнет сменщице в лицо, будто колоду крапленых карт. Скоро, скоро....
Но сегодня был один из тех дней, куда осени ходу нет. Последний, прощальный банкет лета — в самом разгаре. Солнце, теплый ветерок, щебетанье птах — гуляй не хочу!
А и гуляли! Так гуляли, что гул стоял, небось, до самого Киева. Как же иначе, такой козак в монастырь уходит — тут грех не проводить побратима в последнюю путь-дорожку. Да и ему, старому Андрию Ярчуку, известному характернику и просто доброму товарищу, грех со светом не попрощаться. Тем более, в монастырь идет — там лишние грехи ни к чему, и тех, что за век его долгий блохами понасели, хватит с лихвой.
Так что всё устроили по козацкому обычаю, как положено. Музыкантов наняли самых-рассамых, чтоб умели до самой души достать своими смычками да бубнами; возы с горилкою и всяческой провизией скрипели колесами по шляху уже добрых десять дней, — и впродолжение всего этого времени гулянье не прекращалось ни на миг. Андрий, вырядившись в наироскошные свои одежды, щедро сыпал червонцами направо и налево (музыкантов и харч, натурально, тоже он оплачивал); плясал и пел песни, угощал всех встречных-поперечных, кто только выказывал желание почтить старого козака...
Сопровождавшие его сичевые товарищи только понимающе кивали головами да подкручивали кверху усы: «Знамо дело! Такой человек со светом белым прощается! Сколько всего перевидано, сколько голов татарских да ляших им срублено, сколько жизней козацких спасено! Вот так жизнь была у козака!.. Вот так жизнь... была... Ну, оно и не дивно, что теперь решил в монастырь податься. Все ж таки — характерник. Пришла пора и о Боге вспомнить, на склоне-то лет...» — Тату, а как это — характерник?
— Это, сынку, козак такой, что может разные чудасеи творить. Захочет — волком обернется, захочет — глаза человеку отведет. Говорят, они в шинок приходят да так устраивают, чтоб, не плативши денег, и горилки выпить, и сдачу еще с шинкаря получить.
— А тебе б только одно! Только про выпивку и думаешь, старый пень! Ты, сынку, не слушай его. Характерник — он у козаков в первую очередь заместо лекаря. За что и почет ему, и уважение. Но, конечно, в походе может всякое устроить. Бывало, забрались козаки в татарскую землю, а на них идет войско нехристей. Так они спешатся, коней в одно место сгонят, вокруг повтыкают пики — вот едут татары и видят лес. Так и проезжают мимо.
— Ну ты, Оксана, сильна выдумывать. По-твоему, у татар совсем голов нет на плечах? А про раненых, это ты правильно...
— Тату, а почему вон тот дядька плачет?
— Да откуда ж мне знать?
— Это Гнат Голый, — хмыкает рядом сивоусый дед. Как и все межигорские, он вышел проводить в последний путь козака (а заодно — угоститься дармовым продуктом да горилочкой). — Андрий Гната выходил, когда тот, считай, одной ногой в могиле стоял.
— А-а... — В толпе вздохнули, глядючи на дебелого козарлюгу, который ехал, прямой, как столб, с окаменевшим лицом, — и только на щеках его проступали две влажные ниточки-дорожки. Издали — и не заприметишь, если нарочно не приглядываться.
И не приглядываются. Когда козак уходит в монастырь, принято веселиться, а не слезы лить. Но Гнату — можно.
Голый едет впереди возов, сразу же за Андрием, конем не правит, а только смутно глядит в спину своего спасителя. Как будто запомнить тщится — на века запомнить, до самой могилы, откуда однажды уже был спасен-вытащен Ярчуком.
Словно ощутив на себе этот взгляд, Андрий оборачивается.
— Не журися, Гнатэ!
И улыбнулся — как искрящимся счастьем осыпал, с ног до головы!
Невозможно не улыбнуться в ответ. Какие там слезы?!..
А он уже снова глядит перед собой, невысокий, кряжистый, загорелый. Развеваются по ветру рукава-распоры голубого жупана, покачивается серебряная кисточка на заломленной шапке со смушковым околышем, волнами идут шикарные синие шаровары, лукаво блестят на солнце начищенные остроносые чоботы. И на удивление естественно смотрится все это богатство на Андрие, который всегда чужд был роскоши, даже на гулянку одевался неброско да и вообще не любил привлекать к себе внимание. Чем, кстати, оное внимание и привлекал, ибо среди козаков скромность и неприметность были в диковинку. Однако ж характерник он и есть характерник, да и народ на Сич приходит разный...