Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Владимир Аренев. Писать начал в 1995 году. Живет в Киеве. Пишет на русском и украинском языках. Печатался в журналах «Уральский следопыт», «Порог», «Пульсар», «Майдан-XXI». Автор нескольких романов различных жанров (сюрреалистический мини-роман «Под небом голубым», детектив «Правила игры», мифопоэтический роман в стихах «Лабiринт» на украинском языке), около двух десятков рассказов, многочисленных литературно-критических статей. В 2000 году свет увидел роман-дилогия «Черный искатель смерти» из цикла «Летописи Ниса».
отрывок из произведения:
...Когда в этом театре поставили первые пьесы из цикла «Бездна голодных глаз», зрители долго спорили, пытаясь понять, что же это такое: модное fantasy, жесткий сюр или магический реализм, одни критики ведают, каким боком совмещенный с социалкой?.. Усложняло ситуацию то, что выходили вещи цикла вразброд, кто-то сперва попадал в «Сумерки мира», и уже потом отыскивал «Дорогу»; а до « Ожидающего на перекрестках» вообще, бывало, добирались в самом конце. Что отлично подтверждало известное высказывание Будды, но мало способствовало постижению общего замысла «Бездны».
...Или — все-таки способствовало?
Иногда мне начинает казаться, что новые, причесанные и выверенные издания «Бездны» в двух-трех томах теряют некую очаровательность событийного хаоса (на уровне книг, а не глав, конечно), за которым читатель сам должен был отыскать порядок. И публикация «Шутов хоронят за оградой» в этом сборнике хотя бы частично возвращает циклу тот самый первозданный хаос первых изданий. Ибо «Шуты», в общем-то, имеют к «Бездне» отношение непосредственное — ну прямо как трамвайные рельсы, соединяющие «Шутов» с «Войти в образ».
Вместе с тем (вообще-то — в первую очередь!) «Шуты» — вещь самостоятельная и самодостаточная. Здесь обыгрывается одна из излюбленных Олди тем: взаимоотношения жизни и искусства. Которое, как известно, требует жертв.
Бездна голодных глаз — зрительный зал — оборачивается своей противоположностью: сценой. Которая пристально следит за своим данником, Валерием Смоляковым. И искушает (как и положено настоящему искусству). Сцена хочет быть не меньше, чем зритель. Сцена готова стать сценой везде и всем: кухней, базарным торговищем, зрительным залом, каморкой охранника... Для сцены важен актер — человек играющий, «переключивший» свое сознание, «встроившийся» в декорации. Поверивший.
Потому что сцена (как и боги из «Ожидающего на перекрестках») питается верой. И актер здесь выступает в роли мифотворца.
Если мифотворец-актер «берет работу на дом», если он продолжает играть даже вне театра...
Вряд ли кто-то из неигравших способен понять то, что чувствует актер во время кульминационного эпизода. Пресловутый катарсис подчас становится сильнее человека — и тогда главарь банды головорезов оказывается способен поднять неподъемную бочку, доверху наполненную песком. А рыжий констебль из «Дома, который построил Свифт» не хочет умирать согласно чьим-то там написанным словам.
Искусство знает, чем тебя поманить, как превратить человека в актера.
Но только самый сильный катарсис испытываешь во время кульминации — и непременно трагической развязки. Желательно, со смертью. Желательно — с чужой.
Или хотя бы только с обещанием таковой, с гарантией неизбежных мук — и поэтому:
«...я помню лучший катарсис своей жизни.
Метель за окном. Пух тополей, И я, счастливый, боясь лишний раз вздохнуть, смотрю из зала — пятый ряд, третье место! — как Не-Я, Тот-Кто-На-Сцене, звонит нотариусу. В ожидании последнего забавляет Кожемяку-младшего анекдотами и походными байками. Открывает дверь. /.../ И когда дверь захлопнулась за ними, за неприятным больным парнем и нотариусом, а на сцене, в полной тишине, остался Не-Я, когда тень от Не-Меня съежилась, скорчилась, втянулась в шар, образованный скругленными кулисами и падугами /.../.