Мартовский ветер автор книги: Юрий Герасименко об авторе подробно жанр книги: Научная фантастика добавлена: 17.05.2009

- «     оценка: н/д     » + 1   2   3   4   5 «хуже     ваша оценка     лучше» ОТКРЫТЬ ТЕКСТ КНИГИ нажмите на ссылке второй клавишей мыши и выберите "сохранить объект как..." Готовый поиск (именно этой книги) в интернете: на Google.com на Yandex.ru на Rambler.ru

о книге: Герасименко, Юрий Георгиевич (20 октября 1927, Харьков — 17 января 1985, Харьков) — украинский поэт, литературный критик и писатель-фантаст. Жил в Харькове. Окончил Харьковский ун-т в 1951. Член КПСС с 1956. Член СП. Публиковался с 1944. Первый поэтический сборник «Совершеннолетие» («Повнолiття», 1952). Опубликовал также книгу литературно-критических очерков «Знай высокое место свое» (»Знай високе мiсце свое», 1979), документальную повесть «Ой, видно село» (1981) и др. Переводил русских, бирманских и туркменских писателей.

отрывок из произведения: ...За окнами света не видно! Метет, кружит, хребтами выгибает сугробы. Возле сарая горы наворотило: колоды, поленницы — все укрыто. Смеркается. Окно напротив лежанки. Маринка откладывает книгу и, не поднимая головы, всматривается в метель. Мало, очень мало что увидишь в окне на улицу. А в боковое и того меньше: на луга, на реку выходит, в нем одно белое марево. Правда, если бы не война, то сейчас на той стороне много бы огоньков светилось: школа, лесокомбинат. Вся Опанасьевка в той стороне. Отсияли, погасли огни. Тьма... Ну и рано же смеркаться стало! Болит нога, к вечеру всегда больше нездоровится. И одиночество ощутимее — хата словно увеличивается, пустеет... Не любит Маринка вечера. Днем, в работе, грустить некогда. С одними дровами намаешься — пока-то на костыле доковыляешь до сарая, пока натюкаешь... А вода? До речки еще дальше — да и прорубь за ночь замерзает. Мать, как собиралась на заработки, наносила в кадочку. Дровец в сенях сложила: «Это тебе на месяц». И ушла. А тут морозищи, на речке лед и тот трескается. За две недели все дрова и спалила. Встает Маринка не рано — чтобы поменьше есть. Наготовит дров, наварит каши, а то коржиков из картофельных очисток напечет. Протопит печь, а тут уже и вечер наступает. Умостится на лежанке, обложится книжками, блаженствует. Вот учебники... Если б не фрицы, уже в институте училась бы, на втором курсе... А вот Жюль Верн, Войнич, Майн Рид... Когда горела школа люди спасали все, что могли. Мать принесла кое-что из школьной библиотеки. Любит Маринка, очень любит все фантастическое и необычное. Незаметно стемнело, пора и свет зажигать. Встала, завесила окно, нашла зажигалку. Немецкая». Мать на базаре за петуха выменяла. Крохотный синеватый огонек — меньше горошины — прицепился к фитильку каганца. Причудливая тень выгнулась на стене. Из-за печи отозвался сверчок. Маринка вздрогнула, зябко передернула плечами. Как нравились ей раньше эти ночные звуки — мирные, уютные, словно из доброй бабушкиной сказки. И какие они тревожные теперь... Маринка не признается и самой себе: она стала бояться ночной тишины. Особой, оккупационной тишины, ненадежной, как и все на полоненной земле. Смерть повсюду. Это она, мордастая, скуластая, в черном полицайском мундире, бродит проулками Опанасьевки, она, модернизированная и механизированная, завывает в небе «штукасами», и совсем недалеко — километра два — за хатой, за дубняком, она, цивилизованная, европейская, мчится по асфальту шоссе в желтых гробах-броневиках. Смерть вокруг. И ночью в темноте это особенно чувствуется. Девушка садится. Обхватив голову руками, склоняется над столом. — Гу-у-у... — завывает, стонет в соснах. Сверчок умолкает. Мигает, гаснет каганец. Тихо. Тихо и страшно. Тресь! Тресь! Ба-бах! Что это? Нет, это уже не ветви. В реве вьюги ясно слышатся выстрелы. Неужели опять?.. Ближе, ближе... Затихло. В прошлом месяце — мама еще только собиралась на заработки — было точь-в-точь как сейчас: ночь, метель, а в лесу стреляют. Утром — тихо. А потом мама новость с базара принесла: вчера, как рассказывали, к вечеру под Теплым Кутом эсэсовцы обложили партизан. Ночью был бой — наши, очевидно, из окружения прорывались. А чем закончилось — мама так и не узнала. Пришла и плачет: побили наших... Маринка как только могла утешала: так-таки и побили! Наши прорвались, ну точно, прорвались! Отступили в глубь леса. Отдохнут, раненых перевяжут, а из Москвы им самолетами и одежду, и оружие, и патроны! Сейчас, говорят, и танки на парашютах опускают. Вот так успокаивает, а у самой тоже слезы на глазах: и откуда она может знать, что партизаны живы... Подруг у нее нет. Некоторые — выехали, «вакулировались», как говорит мама, Наденьку, ближайшую подругу, немец убил, а Марусю, Майю и Люду Бочарову в Германию угнали. И ее бы спровадили, да нога больная — третий год с костылем. На весь конец села никого из ровесниц Маринки не осталось...

Ваше мнение будет первым.

Чтобы писать комментарии вам нужно
авторизоваться (войти) или зарегистрироваться