Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Алексей Олейников. Родился в Москве, в 1979 году. Учился последовательно в трех московских школах, затем на аэрокосмическом факультете МАИ (до 4 курса). В данный момент живет в Москве.
В 2007 году окончил Литературный институт им. Горького (отделение прозы, семинар Самида Агаева). Уже шестой год работает корреспондентом газеты «Первое сентября». Иногда устает писать про образование, но, в целом, работа ему нравится.
Пишет современную прозу, фантастику, детскую литературу, эссе, стихи. На данный момент всего одна стихотворная публикация — в журнале «Пролог», №2 за 2007 год. В 2009 году вышла книга детских рассказов «Велькино детство».
отрывок из произведения:
...Он ненавидел метро.
Это подземелье, пожирающее каждое утро тысячи людей и целый день протаскивающее их по своим громыхающим железным кишкам, а к вечеру исторгающее бледную полупереваренную массу обратно, на улицы и площади пропитанного равнодушием города.
Он ненавидел бесцветные зимы этого города, солью и песком скрипящие на зубах и жидкой едкой грязью облепляющие ноги.
Он ненавидел его лето, истекающее потом и вонючей гарью сотен машин, жидким асфальтом пристающее к подошвам и тяжким молотом крови громыхающее в висках.
Он ненавидел его осень, что серым вздохом стискивает еще способные дышать души и роняет алые листья небесной красоты на грязные тротуары.
И еще он ненавидел весну.
Все месяцы, дни, часы и секунды этого города были взвешены им, измерены и испытаны.
И все они, без остатка, вместили его ненависть.
Да еще и осталось.
Для себя.
Он разбил все зеркала дома, потому что больше не мог больше глядеть в глаза, два черных дула зрачков, безошибочно выцеливающих еще способные что-то чувствовать обрывки души. И кривящийся в вечной, всепонимающей, такой невыносимо правдивой усмешке, рот.
Он разбил вдребезги свои отражения, тщательно вымел и выбросил все, до единого, осколки.
Потому что он был свечой, пылающим лепестком, лихорадочно мечущимся на ветру, и тонкой струйкой дыма, истаивающей в прозрачной стеклянной пустоте. И когда ветер усиливался до урагана, его одолевало одно искушение. Такой простой и понятный выход Объяснение всего и покой. Ему мучительно хотелось взять льдистый отточенный смычок и сыграть на венах багрово-алую симфонию последней боли.
Действительно — последней.
А потом — тишина.
Но это было бы слишком просто.
Унизительно просто. Прошмыгнуть в черных ход, показав нос чересчур жестокой жизни.
Нет.
Порой, глядя в тусклую тьму ночей, он чувствовал, как внутри неуклюже ворочается кто-то огромный, древний, как страх, свивая черное стылое тело в тугие кольца.
Трогает сердце холодной склизкой лапой и с вялым удивлением бормочет себе под нос:» Как, ты еще жив?» И он зажмуривался до рези в веках, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом в мутных оконных стеклах.
Хотя и сам иногда изумлялся: «
Почему?»
А потом понял.
Ненависть.
Ненависть стала его болезнью, сумасшествием, и самым сильным наркотиком. Проникла в его обмен веществ, осела в костях, растворилась в крови и пропитала дыхание.
Она давала ему силы, каждый день, швыряя в безумный костер ярости и злобы антрацитовые поленья и, заставляя его корчиться на игле черного пламени...
...Он ненавидел метро.
