Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Проигрывание вариантов конца света. Создание лептофона — оружия внутримолекулярного подрыва мира (изнутри) (лептофон всплывает в 12. Трансформация-Х).
отрывок из произведения:
...Когда Сивер (в быту — Петр Сергеевич Вербин) закончил трактат о любви, снег уже слетал рваными хлопьями к истосковавшейся по чистоте стылой городской земле. Он поставил точку и теперь смотрел, кое-что переставляя и подправляя: вот это сюда, а то — туда. Эссе, в котором он пытался изложить свои взгляды на существо вопроса и даже сам вопрос развернуть иначе, заходя в спор с самим Фрэйдом, начиналось весьма прозаично, даже узко, но по мере развертывания втягивало в себя все большее количество аспектов, включая проблемы внеземных цивилизаций, и в конце концов превратилось просто в трактат о нем самом.
Месяц назад от него ушла Люда (Люда-Людочка-людоедочка), и, значит, ничего больше не оставалось, как или сойти с ума, или писать трактат, полное название которого вышло весьма замашисто и, более того, даже несколько нескромно, учитывая заявки предыдущих, более цельных веков; название выглядело так: «О сущности и принципах построения мира».
В процессе исследования упомянутого вопроса Сивер установил, что мир, помимо атомов, кварков и тому подобной мелкости, состоит еще из особого склеивающего и невидимого вещества, открытого еще светлой памяти Эмпедоклом под видом флюидов любви и ненависти, но в ту пору не оцененного, а вскоре и вовсе позабытого, которое Сивер, в отличие от предложенных престарелым философом флюидов, весьма метко и односложно окрестил «тетушкой Клавой», в честь недавно почившей двоюродной тетушки, обладавшей неоцененным даром по своему настроению либо навеки ссорить людей, либо, напротив, неожиданно мирить. Вещество это, склеивающее мироздание в единую законопослушную систему, было присуще также всем живущим тварям. Одни, согласно теории Сивера, имели его избыток, — таких безосновательно обожали, любили и никогда не бросали. Другие же ощущали его недостаток, что-то наподобие гипотонии, — таких, напротив, всегда избегали, ибо тяга, исходящая от их обделенного естества, была недостаточна для удержания вблизи себя каких-либо иных массивных тел. Наличием открытого вещества Сивер объяснял и странную приверженность к одним вещам, и равнодушие к иным. Вещество это не было неподвижным и раз и навсегда данным, оно могло истекать и слабеть, чем, в частности, объяснялась переменчивость моды. Таковы были главные выводы. Однако Сивер, подобно иным самодовольным аналитикам, на достигнутом не остановился, а безоглядно двинулся дальше, и данное движение привело его к неожиданному и весьма многообещающему предположению о том, что поскольку существует склеивающее вещество, опрометчиво названное им в честь досточтимой тетушки, то должно существовать и нечто, это вещество уничтожающее, что-то наподобие лазерной, кварковой или какой иной пушки. Предполагаемому оружию Сивера не было равных, ибо удар по «тетушке Клаве» в какой-либо точке пространства, согласно его теории, означал моментальное рассыпание всего мира. Так трактат о любви неудержимо вылился в трактат об уничтожении, и это было закономерно...
Снег валил за окном плотной тяжелой завесой, когда Сивер захлопнул тетрадь и поднял голову.
Все. Завтра он в последний раз продемонстрирует эффект маятника Фуко, подвешенного под куполом Преображенского собора и подтверждающего факт вращения Земли (хотя — какое кому в принципе до этого дело? чье счастье зависит от сего явления?), но всем интересно, и он, перечислив всевозможные численные параметры маятника (вес, длина, диаметр, состав), заведет его за начертанный на полу широкий инкрустированный круг со специальной отметкой на окружности и — давай, Земля, прокручивайся под неизменной плоскостью его колебаний. Смешно, право. Что есть такое маятник? А вот не подчинен общему закону вращения, в пределах Земли он сам по себе, и это возмущает, это выглядит как предательство по отношению к земным тайнам. Пока маятник раскачивался, он обычно рассматривал лица. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь, наконец, задал вопрос, все равно какой, хоть о цвете шерсти верблюда, но все молчали, словно завороженные, загипнотизированные амплитудой неторопливых колебаний, хотя результат был заранее известен, и именно этот факт навел его однажды на мысль о том, что любовь — лишь одна из точек состояния некоего глобального ритма (не размножения, а совсем наоборот: размножение — как подготовка к чему-то, как часть более общего замысла, напрасно Фрэйд перевернул все это с ног на голову: дескать, замысел зависит, диктуется и является следствием любви).