Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Юрий Николаевич Бурносов родился 24 апреля 1970 года в г.Севск (Брянская область). Окончил школу с золотой медалью, дважды неудачно поступал в Смоленский медицинский институт, работал санитаром в стоматологическом кабинете и морге, учился в Смоленском базовом медицинском училище. В 1995 году окончил факультет русского языка и литературы Брянского педагогического университета, но стал работать в журналистике — был корреспондентом, а затем заместителем редактора еженедельника «Брянская неделя», а с 1997 года — пресс-секретарем губернатора Брянской области. Ныне — начальник отдела по работе с информационно-аналитическими службами федеральных территориальных органов Брянской области. Под своим именем публикует рассказы.
отрывок из произведения:
...По Неве шел дымный броненосец, рассеянно шевеля пушками, а на самом носу броненосца сидел матрос босиком и ел большую белую булку.
— Видали? — сказал Блок, ни к кому особенно не обращаясь. — Жрет булку. Где, интересно, взял ее?
— Из кают-компании, полагаю, — сказал Мережковский. — Офицеров небось в воду побросали, а теперь дожирают, что осталось.
— Сволочи, — сказала Гиппиус, зябко кутаясь в муфту.
Босой матрос-похуюмороз приветливо помахал буржуям булкой: мол, у вас нету, а у меня вот.
— Не смотрите, не смотрите на него! — заволновалась Гиппиус. — Вдруг из пушки своей стрельнет!
И литераторы стали смотреть в другую сторону, на заиндевелую афишную тумбу с плакатиком «Концертъ. Прокофьевъ. «Классическая симфония».
— Надо уехать, скорее уехать в Берлин, — сказал Мережковский. — Говорят, Горький уже уехал.
— С чего же Горькому уезжать, Дмитрий Сергеевич?! Горький большевикам первый друг. Его сам Ленин любит, — заметил Блок. — А вот Андреев, говорят, уж точно уехал.
— Андреев гораздо выше Горького, ибо Горький не чувствует мира, не чувствует вечности, не чувствует Бога, — возвышенно сказал Мережковский, потихоньку отнимая у Гиппиус муфту.
Стоял жуткий мороз.
— Долго это продлится, как вы думаете, Александр Александрович? — спросила Гиппиус, выдергивая краешек муфты из скрюченных пальцев Мережковского.
— Россия — буря. Демократия приходит «опоясанная бурей», говорит Карлейль. России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и — по-новому — великой, — сказал Блок, притопывая.
— Александр Александрович! — укоризненно покачал головою Мережковский. — Ну ладно бы это говорил какой-нибудь, прости Господи, Маякоуский. Но вы-то, вы! Вот погодите, ужо потащат вас большевики на фонарь, загрустите небось, что не уехали вместе с Андреевым в Берлин! Будет вам ужо революция!
— Да не уехал ваш Андреев! Намедни видел его. А революция… Размах русской революции, желающей охватить весь мир (меньшего истинная революция желать не может, исполнится это желание или нет — гадать не нам), таков: она лелеет надежду поднять мировой циклон, который донесет в заметенные снегом страны — теплый ветер и нежный запах апельсинных рощ; увлажит спаленные солнцем степи юга — прохладным северным дождем.
— Тьфу! Тьфу на вас, Александр Александрович! — сказали хором Мережковский и Гиппиус и пошли прочь, вырывая друг у друга муфту. Пока их еще не скрыла голубоватая снежная поземка, Блок видел, как Зинаида Николаевна злобно подпрыгивает и пытается пнуть Дмитрия Сергеевича ногой в зад.
— Лучшие люди ехидничают, насмехаются, злобствуют, не видят вокруг ничего, кроме хамства и зверства... Вот умрете оба в Париже, будете знать! — неожиданно для себя сказал Блок и пошел поискать, где купить пару селедок...