Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Рассказ повествует о тех днях, когда род людской ополчился против всего нечеловеческого, когда методично истреблялись все от мала до велика, все, кто не был похож на гордых потомков обезьян. Война уже казалась проигранной, и нелюдям уже больше не на что было надеяться. Но один полководец из армии людей, отказавшись участвовать в массовом избиении, пошел на предательство и переметнулся на сторону слабых...
отрывок из произведения:
...Солнце, осеннее солнце, почти не греющее, опускалось за горизонт, желая поскорее отдохнуть. Снежинки носились над серой промёрзшей землёю. Маленькие хлопья, белёсые пушинки быстро так, но без суеты, падали, торя дорогу зиме. Вместе со снегом пришли и холода. Нет, не зимние, но после «бабьего лета» злые, входящие во вкус и градус.
Снежинки всё падали и падали — а за ними в оба глаза следил закутавшийся в плащ (добрый плащ, на соболином-то меху!) человек. Хотя — человек ли? Чрезвычайно бледный, глаза — не карие, не серые, не голубые в конце концов — красные. Только редкие карие точки «плавали» в этом «киселе», образуя невероятные узоры. А взгляд...Взгляд старика, разменявшего шестой, а то и седьмой десяток лет, но сохранившего ясность ума. Недобрый это был взгляд, цепкий, такой же холодный, как могильная плита. Но выглядел этот человек необычайно молодо: лицо, ведать не ведающее, что же такое морщины, густые шелковистые волосы серого цвета, уложенные «на левый пробор».
И всё же тоска, застывшая глазах этого человека, была нечеловеческой. Да, он смотрел на снежинки, ложившиеся на кочки, прослеживал взглядом падение этих первых зимних подарков. Но мыслямимыслями этот человек был необычайно далеко. Он стоял на вершине пологого холма, высоко холма, будьте уверены, невероятно высоко, — стоял, не в силах оторвать взгляда от снежинок. А из-за горизонта наползали угловатые чёрные облака — и, дивное дело, облака эти стелились у самой земли! Но, приглядевшись, можно было понять: не тучи-облака это совсем, а войска. Квадраты легионов наступали, сминая всё на своём пути, вытаптывая жалкие остатки былого зелёного, жёлтого, красного великолепия, оставшегося от дивного лета и прекрасной осени.
И всё же в какой-то момент человек вгляделся в надвигающиеся «тучи». Губы сложились в гримасу презрения и ненависти, глаза сузились, а руки под меховым плащом сжались в кулаки, сжались с хрустом, с треском суставным. Зубы заскрежетали, и до чего же мерзким был этот скрежет зубовный!..
Человек отвернулся и побрёл прочь, к серой громаде города, погруженной во мрак: ни единый лучик солнца не проникал туда сквозь Сумрачное покрывало. Чёрная полупрозрачная тень — вот что за штука было это покрывало, надёжно защищавшее город от света. Но не могло это творение защитить от врагов. Никак не могло. А так хотелось...
Человек шёл по городским улицам — и двухэтажные особняки смотрели пустыми глазницами-окнами ему в след. Пустыней казался город, пустыней и кладбищем, которое никто давным-давно не посещал и за которым престали следить. Только снег составил компанию человеку, петлявшего по бесчисленным улочкам, шедшего к цели. И тот, кто поднял бы глаза — понял бы, куда идёт он, искатель неизвестно чего. Над городом возвышался чёрный замок. Древние стражи-горгульи недобро поглядывали с фронтонов, узкие окна-бойницы мерцали желтоватым болезненным светом, а черепичные крыши башенок покрывались, плитка за плиткой, первым снегом. И когда этот человек отворил замковую калитку, только тени да мерцанье факелов встретило его. Замку, как и городу, было совершенно не до того.
Коридоры были полны разве что эхом далёких шагов и разговоров. Отражение жизни — тоже жизнь, в общем-то. А то ведь человек уже перестал верить, что хоть кто-то остался в Мальтусе, дожидаясь прихода врагов. Если в замке ещё есть двое или трое живых — значит, не всё потеряно, ещё можно драться. Дратьсяи умирать. Ведь только это им осталось. И всё же при мысли о своей смерти этот человек не волновался. Больше, намного больше его заботила чужая судьба. При одной мысли, что может хоть что-то приключиться, сердце сжалось. Но человек вовремя прогнал страхи. Прогнал? Нет, всего лишь отогнал, они вот-вот вернутся. Но когда? Где? Как? Может, за следующим поворотом винтовой лестницы? Может быть, выскочат из этого пустынной залы на втором этаже? Прежде здесь давались шумные балы — а ныне белые покрывала саванами лежат на мебели и ломберных столах.
Наконец стало ясно, что уже не эхо раздаётся в коридоре — а голоса. Настоящие голоса. Да и свет узкой полоской пробивался из-за отворенной дверцы.
— А я тебе говорю, уходить надо! Бежать! Бежать! Пока они сюда не явились, ещё ведь есть время...визгливый голос действовал на нервы.
— Нет времени. Больше его нет, — собеседники дёрнулись, обернувшись к двери.
Там как раз стоял, отрешённо замерев, тот самый человек в меховом плаще.
— Модеус, напугал ведь, кровосос проклятый!
Пепельнокожий, чьи глаза были непроницаемо черны, в кольчуге не по росту, паникёр — именно он обратился к «гостю». Напротив него с отсутствующим видом сидел, сложив руки на груди, человек...Нет, совсем не человек. Глаза-бусинки, иглы, торчавшие из спины, достигавшие длины в локоть, а то и полтора! Да ещё и кожа была странная, бледно-коричневого цвета, лоснящаяся. Словом, натуральный ёж, самый что ни на есть. Этот народ и звали похоже — ежары.
— Ну, что там? Пора уходить отсюда! Время должно быть! — не унимался пепельнокожий. Он вовсю размахивал руками, пытаясь придать большую силу нервным своим словам.
— Тёмный — в проигрыше. Войска не смогли сдержать врага. Люди наступают. У нас есть час, может, меньше, может, больше. Но я не вижу смысла. Бежать некуда...Мне больше некуда бежать. А ты можешь идти, Орландо. Беги куда хочешь. А мне — некуда, — заупокойным голосом произнёс Модеус. Повеяло могильным холодом от этих слов. — Некуда...
— Прав Модеус. Некуда. Всё кончено. Тёмный проиграл. Мы проиграли. Надо проигрывать достойно, и тогда потомки нас простят, — флегматично заметил ежар. Вот он говорил совершенно спокойно и буднично, словно лектор, рассказывающий студентам о седой древности...
...Солнце, осеннее солнце, почти не греющее, опускалось за горизонт, желая поскорее отдохнуть. Снежинки носились над серой промёрзшей землёю. Маленькие хлопья, белёсые пушинки быстро так, но без суеты, падали, торя дорогу зиме. Вместе со снегом пришли и холода. Нет, не зимние, но после «бабьего лета» злые, входящие во вкус и градус.
