Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Предельная современность и тревожный — порой с явным оттенком черноты — юмор: Амманити, один из «молодых каннибалов» итальянской литературы, «глотает реальность, не пережевывая ее».
отрывок из произведения:
...Я хорошо помню.
Пивная называлась «Желтый клюв».
Маленькая, полная народа, отделанная под английский паб — деревянные стены, бокалы, подвешенные над стойкой.
Я сидел за столом вместе с преподавателями, ассистентами и исследователями Болонского университета.
Я с ними был не очень хорошо знаком.
В то утро на факультете естественных наук я участвовал в конференции, посвященной гормональным процессам у хвостатых земноводных в процессе метаморфоз.
Я имел успех.
После конгресса я остался один, и мне ничего не оставалось бы, как вернуться в гостиницу, в мой убогий номер, если бы коллеги не предложили мне пойти выпить с ними.
Я согласился.
Мы выпили много пива и в конце концов стали обсуждать университет, конкурсы для исследователей и докторантов. Теплый и дымный воздух заведения располагал к беседе, к университетским сплетням.
Всегда одно и то же (обычное дело).
Собери вместе двоих коллег, не важно каких — математиков, банкиров или футболистов, и в конце концов они начнут говорить о работе.
Рядом со мной сидел пожилой и уважаемый профессор Таури с кафедры биохимии. Полный мужчина, нос картошкой между таких пухлых розовых щек, что хотелось за них ущипнуть.
Он недовольно пыхтел. В один прекрасный момент он схватил свой бокал и несколько раз стукнул им по столу как судья, который стучит молоточкам, требуя тишины.
«Пожалуйста! Мы не можем говорить все одновременно. Я тоже хочу сказать. Или я уйду», — потребовал он с видом могущественного моржа.
«Пожалуйста, профессор, говорите», — сказал я.
Он огляделся, чтобы убедиться, что его аудитория приготовилась внимательно слушать, потом вытянул свою шею тапира и удовлетворенно заговорил:
«Котлеты, отдельно — мухи отдельно. Будем называть вещи своими именами. Молодежь, студенты не хотят ничего понимать. У нас здесь ничего толком не умеют. Все они должны уйти. Совсем уйти. Пусть учатся где-нибудь в другом месте. Настоящих исследований в Италии не проводят. Это бесполезно. Мы всегда отстаем года на два. Совершенно бесполезно. Я сам мог уехать в Беркли, но моя жена не захотела никуда ехать. Она говорит, что если куда-то уезжаешь, то отрываешься от корней. Ну, я и остался тут, послушался, но если бы я был помоложе…» И тут, как по команде, все начали жаловаться.
Incipit lamentatio[16].
Все отвратительно. Результаты конкурсов покупаются, подделываются, отменяются. Обычная итальянская дрянь. Деньги на исследования разворовываются. Частных вложений нет. Профессионализма нет. Ничего нет. Все прогнило.
Профессор Таури спросил, что я думаю.
«Я с вами согласен, думаю, что сегодня мало что можно сделать…» — ответил я, а затем добавил, стараясь быть объективным, но не слишком резким: «даже тому, кто обладает железной волей, приходится все время считаться с тем, что жизнь — постоянная борьба, и приспосабливаться к ней. Нужно же как-то выживать. Тот, кто хочет преподавать в итальянском университете, должен обязательно найти какого-нибудь профессора, обладающего влиянием в политических или академических кругах, который бы проталкивал его, расчищал ему дорогу и не давал его сожрать. Даже самые умные и талантливые студенты не могут рассчитывать только на свои силы».
Все согласны. Поддакивают.
И вдруг один странный персонаж, который сидел тихо до этой самой минуты в сторонке и слушал, перебил меня.
«Простите, я хотел бы сказать кое-что…» — вмешался он робко.
«Пожалуйста», — сказал я и посмотрел на него.
Глаза у него маленькие и темные, а нос длинный и заостренный. И вообще вид у него был какой-то мрачный, может быть, из-за черных длинных волос, падавших ему прямо на худое лицо.
Я хорошо знал, кто он, но знаком с ним не был. Даже ни разу с ним не говорил.
Корнелио Бальзама.
Довольно известный исследователь-эмбриолог. Он занимался искусственной регенерацией варанов в Камодо. Я знал, что он ампутировал лапы более чем у тысячи ящериц, чтобы исследовать феномен заживления. Он и стал известен именно благодаря этим жестоким экспериментам. W.W.F.u другие организации, борющиеся с вивисекцией, выступали против него, и им как-то удалось остановить эту мясорубку.
«Я не согласен. Не всегда это так», — коротко сказал Бальзама.
Голосу него был низкий и приятный.
«Почему? А как же тогда?» — полюбопытствовал я.
Должно быть, это был редкий случай, чтобы он вступил в разговор, потому что все, кто до этой минуты трещал, перебивая друг друга, замолчали и приготовились слушать странного персонажа...
...Я хорошо помню.
