Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Все однажды заканчивается. Наступает день, когда приходит конец народному терпению, когда слабые и беззащитные люди становятся несокрушимой силой, которая во имя свободы способна низвергнуть любую власть и любых богов. Зерна будущего уже дремлют в Земле Радости, осталось лишь щедро полить ее кровью. И пусть цена Свободы непомерно велика, а плоды горьки. Каждый заплатит свою цену, и никто не останется в стороне.
отрывок из произведения:
...Зимы в Янамари всегда были многоснежные, но обычно, как наметет за ночь сугробы по пояс, так и расстает вся эта белая перина через два дня на третий. Аккурат, к веселому солнечному полудню, радуя крестьянина несказанно. Земля, вспоенная небесной влагой, будет щедра по весне и отплатит труженику стократно. А вот чтобы Нама так замерзла, что по ее льду мог запросто пройти взрослый человек без риска провалиться, такого в прежние годы не было никогда. О том по крайней мере в один голос твердили старожилы, те немногие янамарцы, кто помнил зимы столетней и более давности.
Раммана нынешняя зима тоже ничуть не радовала, но ему, в отличие от земляков, винить было совершенно некого. А вот его самого добрые сограждане, похоже, собрались осудить за все неприятности скопом. Дэйнл, такой тихий, благопристойный, уютный и чистенький, почти игрушечный, словно бы волей злого колдуна превратился в гудящее осиное гнездо бунтарства. Дым от костров, которые обыватели развели почти на каждом перекрестке, поднимался к небу, отчего издали казалось, будто город уже подвергся обстрелу из гаубиц и теперь дымится пожарищами.
– Протестуют, ваша светлость, – мрачно доложил полицмейстер, поджидавший графа на въезде в город.
– По какому поводу?
Господин Эрлинг только бессильно рукой махнул. Дескать, поводов для народного недовольства хоть отбавляй. Выбирай любой на свой вкус – не ошибешься.
Рамман мерил шагами двор между пакгаузами.
– Если бы не очередной рекрутский набор, то, может, и пронесло бы, – рассуждал полицейский чин, бродивший следом. – А тут все разом – мороз, цены на хлеб, виды на урожай хуже некуда, миледи-шуриа, а тут еще про будущую войну с Синтафом заговорили… И понеслось. Теперь собрались на центральной площади, возле магистрата.
– А что же господа магистры?
– Забаррикадировались внутри.
– За-ме-ча-тель-но. Кто зачинщик беспорядков?
Эрлинг нехорошо так скривился, словно проглотил померанцевый плод целиком. Лицо его побурело от прилива крови, и даже белки глаз порозовели.
– Полагаю, ваша светлость, что засланец с той стороны границы поработал, – прошептал он на ухо Рамману. – Тив, а то и эсмонд.
– Почему вы так решили?
– Разговорчики про утерянную милость Предвечного… хм… то есть Душееда диллайнского, конечно же.
– О как!
Особенно удивляться не стоило. Оговорка полицмейстера говорила красноречивее всяких слов. Никто про лжебога не забыл, как не истерлись в памяти чудеса, на которые горазды были волшебники-эсмонды.
– Что ж… Берите своих людей, Эрлинг. Идем к Городскому Собранию.
Решимости Рамману Никэйну не занимать. Двадцать лет он умудрялся относительно мирно сдерживать недовольство сограждан. Князь Файриста подданных благоденствием не баловал, чуть что не так, присылал карательные отряды. Графу Янамарскому подобная перспектива не улыбалась ничуть, а потому у него на каждого мало-мальски значимого человечка имелась своя, небольшая, но крепкая узда. Безгрешных под тремя лунами практически нет. У одного неприличный секретик имеется, у другого – выгода, которую страшно потерять, а за третьим преступленьице числится – как раз на пять лет каторжных работ по нынешним законам. Очень по-шуриански, но что тут поделаешь.
– Сейчас поглядим, кто у нас такой бойкий, – прошипел Рамман себе под нос.
А на площади выяснилось, что бойких сыскалось куда как много, почитай, все взрослое население города. Костры, разложенные ради обогрева замерзших протестантов, а также в знак неповиновения, коптили аккуратно побеленные стены домов. Глухо, как пчелиный рой, гудела толпа, изредка взрезаемая, точно ножом, женской визгливой бранью, лаяли очумевшие от столпотворения собаки, каркали рассерженные вороны, монотонно звонил набатный колокол. Засевших в здании Собрания градоначальников от бунтующих горожан охраняла рота стрелков, перегородив редкой цепью широкую, на весь фасад, лестницу парадного входа. Самому Рамману здание магистрата напоминало резной сундук, вроде тех, что до сих пор пылятся на чердаке Янамари-Тай. Такое же крайне вычурное и неуместное творение зодчих времен Ательмара Пятого, когда без завитушек по всему фасаду не обходились даже коровники. Одного взгляда хватит, чтобы преисполниться сословной ненавистью. Вот, дескать, где самое гнездо кровососов.
Графу, явившемуся на встречу с мятежным народом, препятствий чинить не стали, но и должного уважения не проявляли. А на ступеньках магистрата Раммана уже поджидали зачинщики… Точнее, те, кто набрался смелости говорить от имени толпы.
Знакомые лица: барон Шэби – землевладелец, господин Рэспит – винозаводчик, Килиган Новир с сыновьями – хозяева нескольких мануфактур, а по сути, одни из самых известных людей во всей провинции. Не удивительно, что с такими вожаками дэйнлцы отважились на открытое неповиновение.
«Проклятье! – мысленно воскликнул Рамман. – Этого еще не хватало!» – Добренького денечка, милорд, – дерзко улыбнулся Шэби. – Вы очень кстати пожаловали.
Остальные главари сдержанно поклонились. Слишком сдержанно.
– По какому поводу собрание? Есть ли дозволение магистрата?
Расшаркиваться перед бунтовщиками граф Янамари тоже не стал...
...Зимы в Янамари всегда были многоснежные, но обычно, как наметет за ночь сугробы по пояс, так и расстает вся эта белая перина через два дня на третий. Аккурат, к веселому солнечному полудню, радуя крестьянина несказанно. Земля, вспоенная небесной влагой, будет щедра по весне и отплатит труженику стократно. А вот чтобы Нама так замерзла, что по ее льду мог запросто пройти взрослый человек без риска провалиться, такого в прежние годы не было никогда. О том по крайней мере в один голос твердили старожилы, те немногие янамарцы, кто помнил зимы столетней и более давности.
