Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Единственно верное учение и простые люди в разных мирах.
отрывок из произведения:
...Пасилу выронил пилу и отчаянно обхватил голову обеими руками. Шапка свалилась в снег, но он, очевидно, этого и не заметил. Лицо его исказила гримаса страха.
—Уйди! Уйди! — громко выкрикнул он.
— Ну вот, опять началось, — бесстрастно произнес бригадир, высокий жилистый старик, не переставая мерно орудовать топором, — Феррин, отведи-ка своего приятеля в барак, да привяжи покрепче. Не ровен час, заорет сейчас что-нибудь непотребное. Вон, и охранник уже поглядывает.
Тот, к кому он обратился, быстро подхватил товарища под руку и потащил прочь с лесопильни, что-то шепча успокаивающе на ходу. Остальные заключенные сделали вид, что это их не касается.
В бригаде их было двенадцать человек. На каждый день давалось задание: сколько бревен надо распустить на доски. Так что оставшимся предстояло подналечь. Они вслух никогда не укоряли Пасилу — не виноват он в своей болезни, но и необходимость брать на себя чужую работу тоже никого не радовала. А припадки у Пасилу в последнее время участились. Что за страхи он испытывал, какие такие голоса звучали в эти моменты в голове несчастного, в это не вникали. На то лагерный врач существует. Но возиться с больным все равно чаще приходилось им. Иначе не уберечь парня от беды. То кричать начнет всякую нелепицу, но бежать норовит. И связывать приходилось, и рот затыкать.
Вернулся Феррин, остервенело схватился за рукоять большой двуручной пилы и со злобой сказал напарнику:
— Тяни, что стоишь?
Некоторое время молча пилили промерзшую древесину, потом Феррина прорвало:
— Шавки облезлые, совсем довели парня. Ну, видят же, что болен. Какая ему работа? Или ногу себе оттяпает, либо из нас кого покалечит. У, суки! Так бы и порубил всех! Сколько нас в лагере? Пятьсот гавриков! А охраны полсотни!
— Заткнулся бы ты, Феррин, — негромко сказал бригадир. — Бунтовщик тоже нашелся.
Сказано было вовремя: по широкому проходу между штабелями бревен быстро подходил старший надзиратель в сопровождении трех вооруженных винтовками солдат. Одет он был в черный овчинный полушубок, с четырьмя золочеными крестами, нашитыми на обшлага рукавов. В руке надзиратель держал знаменитую на весь лагерь плетку, которую отведал, наверное, каждый второй осужденный. Боялись и ненавидели его больше, чем самого начальника.
На этот раз был он в благоприятном расположении духа, посему не начал, как обычно, раздавать зуботычины налево и направо. Только спросил, ткнув бригадира кулаком в грудь:
— Где еще один? Опять дурачком прикидывается? Ну-ну, пашите за него, раз такие сердобольные. Дурачье! Давно бы ночью придавили, а вы с ним все нянчитесь. Ты и ты, — концом плетки показал он на двух заключенных, — берите две доски и несите ко мне в кабинет. Живо!
— Пронесло! — выдохнул Строян, самый молодой в их бригаде. Он панически боялся старшего надзирателя, особенно после того, как на его глазах тот застрелил одного из заключенных. Просто так, из куража. А сидеть Строяну предстояло долго, и как знать, не на тебя ли падет выбор в следующий раз...
Их товарищи вернулись минут через двадцать. У одного губы разбиты в кровь — не удержался таки надзиратель.
«Хорошо, что зима, — подумал про себя бригадир, — темнеет рано, через пару часов загонят в барак». Он сильно устал, хоть и не подавал виду. Что поделать — шесть десятков разменял уже здесь, в лагере. Сколько он сидит? Точно! Сегодня ровно тринадцать лет. А дали пятнадцать. Удастся ли доскрипеть до конца?
Они выполнили дневную норму, сдали инструмент усатому кладовщику из бывших солдат, и затрусили к бараку. Жили они в отдельной секции, впрочем, как и любая другая лагерная бригада. Кормились там же, посылая дежурных за пайком на кухню. Пища невкусная, зато ешь хоть до отвала.
— Ну что, не полегчало? — Феррин быстро подошел к койке с привязанным толстой веревкой Пасилу. Они пришли вместе, одним этапом, и всегда держались вместе.
— Он грозит, — забормотал Пасилу, — меня убьют. Спаси меня, друг! Отвяжи! Надо бежать!
Феррин с сомнением посмотрел на друга и перевел взгляд на бригадира.
— Отвяжи ему одну руку, — распорядился тот, — пускай поест. Не видишь, голоса парня мучают? До утра пускай лежит. Эй, Пасилу, на отхожее место не хочешь?
Заключенные перед отбоем ходили в загаженный туалет, шагов за сто от барака, между двумя сторожевыми вышками. В сумерках любое движение запрещалось, дубовые двери бараков запирались снаружи. И, поскольку никаких развлечений не предусматривалось, коротали вечера за долгими однообразными беседами.
За что посадили, о том не говорилось. Да, пожалуй, и никакой разницы в таких разговорах не различили бы. Где-то что-то, не подумав, сказал про короля, вроде, не он правит, а комиссары справедливости. Или наоборот. Было бы произнесено, а толкователи найдутся. У Престо и Одрина были казнены дальние родственники. В этом и состояла их вина. Хорошо, что дальние, в противном случае грозила им не каторга, а топор палача. В Уроси голов не жалели. Казалось, что с каждым годом в королевстве все больше внутренних врагов и шпионов, несмотря на массовые казни.
Последнее соображение и вызывало споры. Предсказывал ли такой поворот событий величайший вождь Солсо — основатель королевства, или, наоборот, все происходящее в последние годы есть извращение его бессмертного учения? Скользкие это были разговоры. Правда, совсем уж языки не распускали, особенно в том, что касалось вождя. Его авторитет, его святость непререкаемы для всех. Бригадир, самый образованный из своих товарищей по несчастью, мог цитировать труды Солсо целыми страницами...
...Пасилу выронил пилу и отчаянно обхватил голову обеими руками. Шапка свалилась в снег, но он, очевидно, этого и не заметил. Лицо его исказила гримаса страха.
