Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
В книге Наталии Баранской читатель встретится со своими современниками — людьми разного возраста, различных профессий, преимущественно с женщинами.
Внимание писательницы сосредоточено на морально-этических проблемах, в круг интересующих ее тем входят темы женской судьбы, послевоенного одиночества и верности памяти погибших, взаимоотношений различных поколений внутри семьи и подобные, близкие и понятные каждому темы.
отрывок из произведения:
...Вероятно, это тихое, спокойное место. «Ушел бы на край света», — сказал однажды кто-то уставший, огруженный заботами, замученный горестями. Какой-нибудь пессимист, которому стало невмоготу бороться или невмоготу терпеть. Очень давно сказал. Когда земля еще не была круглой, а была похожа на блюдо и стояла на трех китах, плавающих в трех морях. У блюда был край — это и был край света. И люди, неспособные бороться или терпеть, брали котомки, припасали посошки и уходили куда глаза глядят. Путь этот неизменно приводил на край света.
Елизавете Николаевне неловко было признаться, что сейчас, в семидесятые годы двадцатого века, ей захотелось уйти на край света. «Вероятно, я принадлежу к неудачникам», — думала она, как будто оправдываясь. От сведущих людей она знала, что неудачников теперь гораздо меньше, чем было раньше. Но что ж, сколько-то их все равно осталось, и она была в их числе.
Открылось это ей в конце жизни, в последнем, а может, предпоследнем десятилетии. Ее не удивило, что так поздно — с возрастом обнаруживаются в нас многие слабости.
Всегда считала она себя счастливой. Что бы ни случилось с ней, с ее близкими, никогда не называла себя несчастной. Даже когда случилось самое страшное — война разбила ее семью, — она продолжала жить, не чувствуя себя обломком. Но, вероятно, немецкий снаряд, попав в блиндаж, где находился ее муж, одним из осколков задел и ее, хотя она была далеко, за тысячу километров. Появилась трещина, сначала незаметная даже ей. Потом она стала увеличиваться, расширялась, росла, и Елизавете Николаевне стало казаться, что ее можно увидеть. Она ее видела, когда смотрелась в зеркало.
Сыновья и дочь уверяли, что никакой трещины нет. Им некогда было приглядываться. «Все ты выдумываешь!» — утешали они ее, пробегая мимо.
У Елизаветы Николаевны было двое сыновей, четыре снохи, или невестки, шестеро внуков. Снох она жалела, особенно покинутых, и чувствовала себя перед ними виноватой — ведь это ее сыновья оставили их.
Сыновья рано женились, и слушать не хотели, когда она их отговаривала. А через три года оба разошлись. И снова женаты, и у каждого еще по ребенку.
Жила она с дочерью. Проблемы «зять — теща» у них никогда не было. Дочь — мать-одиночка. Зато была другая проблема — как растить и воспитывать двойняшек.
Уже несколько лет Елизавета Николаевна сидела с детьми. Ровно в пятьдесят пять она вышла на пенсию, оставив свою любимую фонотеку в одном музыкальном учреждении. Когда дети подросли, стали больше шуметь и шалить, сидеть с ними стало нелегко. И после того как у Елизаветы Николаевны был сильный сердечный приступ, их отдали в детсад. Она оправилась, отдохнула, но ненадолго. Дети часто болели, притом не синхронно. Получалось так, что почти все время они дома. Бабушка вздохнула и решила: пусть лучше будут дома здоровые. И взяла их из садика. А в прошлом году они пошли в школу.
Если не считать дома, где Елизавета Николаевна живет, у нее были еще четыре точки приложения мыслей и тревог. Четыре семьи, где жили четверо остальных ее внуков. Елизавета Николаевна постоянно думала об одном, о другом из своих детей или обо всех сразу.
Ее волновало, что у старшего сына неприятности на работе. Она страдала оттого, что младший пьет. Она огорчалась: первая жена старшего не отпускала к ней мальчика повидаться. Ее беспокоило, что вторая его жена насильно учит пятилетнюю девочку фигурному катанью, что старший внук начал курить, а средний совсем вырос из пальто, чего мать не замечает, предоставляя это отцу, а тот считает, что хватит и алиментов. Она пыталась сэкономить из пенсии хоть немного на подарки ко дням рождений, но пенсия была невелика, экономить было трудно, и подарки получались не такие, как ей хотелось.
В общем, Елизавета Николаевна не знала спокойных дней. Возможно, если бы она могла всем помогать и участвовать в их жизни, она не огорчалась бы так. Но помогать всем она не могла.
А тут еще дочь стала задерживаться по вечерам. Где, с кем? И будет ли на этот раз что-нибудь хорошее? Вряд ли будет. Двое детей. Нелегко на это пойти — растить и воспитывать чужих детей. И судьба дочери и двойняшек тоже беспокоила Елизавету Николаевну...
...Вероятно, это тихое, спокойное место. «Ушел бы на край света», — сказал однажды кто-то уставший, огруженный заботами, замученный горестями. Какой-нибудь пессимист, которому стало невмоготу бороться или невмоготу терпеть. Очень давно сказал. Когда земля еще не была круглой, а была похожа на блюдо и стояла на трех китах, плавающих в трех морях. У блюда был край — это и был край света. И люди, неспособные бороться или терпеть, брали котомки, припасали посошки и уходили куда глаза глядят. Путь этот неизменно приводил на край света.
