Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Одна довольно известная писательница, которой я имел глупость отослать эту рукопись, тут же забрызгала меня ядовито-либеральной слюной: мол, как я смел живописать нагаечников и сатрапов и оболгать честнейших борцов за свободу Ичкерии?! Я же хочу спросить:
ДО КАКИХ ПОР ЛЮДЕЙ, ПО КРОХАМ СОБИРАВШИХ ДЕРЖАВУ И БЕСПОЩАДНО КАРАВШИХ ЕЁ ВРАГОВ, МЫ БУДЕМ ОБЗЫВАТЬ ПАЛАЧАМИ, А ИНДИВИДОВ, РАЗВАЛИВШИХ СТРАНУ И ПУСТИВШИХ НА ВЕТЕР ТРУДЫ ЦЕЛЫХ ПОКОЛЕНИЙ, ИМЕНОВАТЬ РЕФОРМАТОРАМИ?!
Вообще-то это спросил военный историк Юрий Каторин, но мне это тоже интересно… А книжка, которая перед вами — про казаков (точнее — про казачат…). Не сердитесь, господа казаки, если что не так. Земной поклон вам!
(Автор)
отрывок из произведения:
...Мошки с болот налетело полным-полно, она толклась бестолково возле косо висящего керосинового фонаря, разлеталась, давала, место другим тучам, снова налетала… Бессмысленное и равномерное движение гипнотизировало, и в какой-то момент Глеб понял, что спит… и видит все это во сне — и фонарь, и мошкару, и откинутый полог палатки. Он покачал головой и выдернул себя из сна.
Все осталось. Глеб покачал головой, потянулся и, подхватив рукой фляжку, вылил себе на голову остатки воды. Она была теплая, но все-таки стало чуть легче.
Ночь была дурная, душная и тихая. Небо чистое, звездное, но где-то за северо-западным краем горизонта урчал и. урчал гром, словно кто-то перекатывал по дну жестяной бочки большой камень. Липкий воздух обволакивал, как мокрая простыня. Глеб позавидовал ребятам, которые сейчас дрыхнут по палаткам, спихнув в ноги, простыни, расстегнул четвертую пуговицу камуфляжа и подул за ворот. Потянулся еще раз, взглянул на часы. Было полтретьего, самый глушняк по времени, когда засыпают даже страдающие бессонницей… наверное… Сам Глеб за все четырнадцать лет так и не познакомился с тем, что это такое.
Он поднялся со складного стула, вышел наружу. Тут было немного полегче, ощущалось движение воздуха, и Глеб подумал: дождь все-таки будет к утру, как бы не с бурей — накатит во все небо, засвистит-завоет, трава пойдёт волнами, а потом ахнет… Бегать в такую погоду — убийство, ноги разъезжаются, думаешь только о том, как бы не упасть. Но Лукаш не отменит пробежку, даже если с неба вместо дождя польется напалм. Железный мужик, и на все один ответ: «Вас никто не заставлял, сами приехали, казачня!» Ну а что? Все правильно, сами приехали.
Он прошелся мимо ряда палаток — широко распахнутые входные подоги, наглухо затянутые противокомариные сетки. Комарам тоже не леталось — сидели на этих сетках, вяло шевелили крыльями. Внутри кто-то похрапывал, кто-то похныкивал, кто-то — сбивчиво разговаривал во сне. Глеб подошел к флагштоку, тронул его, пощелкал по фалу. До смены часового оставалось еще полчаса. Скорей бы, хоть немного с кем-то поговорить. Да и заступает Серб.
Глеб немного постарался между палаток, потом прошел к спортснарядам, держа в поле зрения вход в палатку дежурных. С разбегу заскочил на брусья, лениво сделал десяток махов, спрыгнул. Хотел подойти к турнику, но передумал и, сходив в палатку за фляжкой, набрал из крана скважины холодной воды. Кран как всегда фыркал и плевался, но это было даже приятно. Еще приятней было бы сейчас вылезти из формы и влезть под кран. Но Глеб был уверен, что именно в этот момент появится кто-нибудь из начальства.
Ночью у дежурного никаких развлечений. Только смены часовых, да путешествия к туалету заспанных прочих обитателей лагеря. Ну примерно до часа еще туда-сюда мотаются взрослые — то один, то другой. Но в третьем часу ночи лагерь вымирает.
— Глебыч, не пора?
Глеб обернулся и встретился взглядом с перекошенной от зевоты рожей Костьки Бряндина. Тот еле держался на ногах, зевал с хряском, придерживая, локтем РПШ,[1] кубанка лихо держалась на ухе.
— Иди, погуляй, — строго сказал Глеб, — еще до фига времени. А то пока ты тут со мной треплешься, диверсанты всех в палатках подушат.
— Шел бы ты, — уныло сказал Костька, но пошёл сам — неспешно и устало. Хотя Глеб с ним поменялся бы. Ему осталось всего минут пятнадцать — и на боковую, аж на целых четыре часа. А ему куковать до утра.
— Ку-ку, — достаточно громко сказал Глеб и зевнул.
Нет, «на хорошем счету» — это понятие растяжимое. Вот которые самые раздолбаи, они где? Спят сейчас в родных постельках. Четыре часа в день оттрубят на уборке родных школ или чего там — и свободны. А остальные тут. По двадцать четыре часа в сутки в античеловеческих условиях. И так уже полмесяца, и еще неделю так же… А самым-самым — пожалте, особая честь: ночные дежурства.
Стоит ли? Глеб хрюкнул. Если бы ему сейчас предложили поменяться местами с одним из тех, кто остался дома… он бы даже и разговаривать не стал.
Или ты казак — или баба. Тут тоже сам выбираешь, а значит — и ныть нечего. Хотя… насчет баб. Глеб покосился на третью палатку. Вон они. Амазонки, блин.
— Дежурный!
– Я? — отреагировал Глеб раньше, чем понял, что его окликнули. Развернулся, как на пружинах, подскочил к вышедшему из палатки Скибе, вскинул ладонь к кубанке:
— Господин войсковой старшина,[2] за время… — Вольно, отставить… — Скиба зевнул — заразительно, у Глеба тоже открылся рот. — Подъесаул Лукаш не возвращался?
— Никак не… — Глеб удивленно моргнул: — А разве он не в лагере?
— Не в лагере, не в лагере, — кивнул войсковой старшина. — Закурить не заначил?