Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
«Но ведь такие мальчики не умирают НАВСЕГДА, разве ты не знал?!» (Автор)
отрывок из произведения:
...Валенки промокли.
Нет, даже не промокли, а просто-напросто превратились в ледяные глыбы — такие же неподъёмные, чужие и мёрзлые; ноги не сдвинуть и, наверное, уже не отогреть. Их почти не чувствуется — ног.
А может, это и не в валенках дело, а просто в том, что он потерял много крови. Когда человек теряет много крови, то он сильно мёрзнет, это все знают, кто воевал. Вон её, крови, сколько вокруг на истоптанном, исползанном снегу — удивительно яркие брызги и пятна. Его кровь или нет? Неужели столько?! В школе говорили, что крови в человеке пять литров... во взрослом, а он ещё не совсем взрослый... Подумалось: наверное, у меня и крови-то почти не осталось...
Он провёл рукой по лицу, чтобы стереть пот, закашлялся и посмотрел на красную ладонь. Его кровь. Даже изо рта идёт, а он и не заметил. Лёгкое пробито, наверное.
Вот ведь гадость — умирать в мокрых валенках.
Не больно совсем. В снегу остывали рядом с его кровью его гильзы, и он подумал, что, должно быть, надо сменить диск. Обычно он как-то чувствовал, сколько осталось патрон, очень точно чувствовал, но сейчас — нет. Может, они и кончились вообще.
Потом сознание приятно уплыло с мягким звоном, а когда вернулось, то егеря всё ещё поливали поляну огнём из-за крайних домов. Он чуть приподнялся на локте и повернулся.
Неподалёку — под некрутым откосом, к которому гитлеровцы так и не смогли подойти — разбрызгивая ледяную воду, перебредали реку три человеческих фигуры. Они были уже на середине, они расталкивали ладонями холодную черноту и спешили.
Он улыбнулся и снова закашлялся, выплёвывая кровь. Растёр её правой ладонью — ладони стало тепло; в левой руке всё это время он сжимал кожух ППШ, и сейчас подтянул автомат удобнее. Ладно, чёрт с ними, с валенками. Ещё минуты две — и те трое перейдут речку, а там лес. И чёрт с ними, с валенками. Чёрт с ними.
Он приложился к автомату. Кровь текла ртом на руки, согревая их, и на полированное, исцарапанное дерево приклада. Через поляну от домов перепархивали огромные белые птицы, размахивавшие крыльями, и мир снова начинал мягко звенеть и искриться.
Он моргнул и увидел реальность — перебегающих егерей в маскхалатах. Их было не меньше десятка, и они снова начинали превращаться в птиц, а снег вокруг быстро чернел, и небо чернело, и солнце... Он выстрелил — короткой очередью, привычно — и егеря упали. Упали все, но он успел увидеть, как белое оперение одной из птиц разорвалось алым.
От выстрелов — его и ответных — мир вернулся опять. Толчком, надоедливо; он устал, очень устал и хотел спать. Закрыть глаза и не открывать их очень-очень долго. Егеря ползли — шустро двигались белые холмики. Не все. Один лежал неподвижно, и в груди толкнулось удовлетворение: не смазал. Даже напоследок не смазал. Этот отохотился, а значит — нашим будет поспокойней.
Он попытался испугаться смерти, но страх не приходил, были только оглушающая усталость и необъяснимая удовлетворённость. Потом всё-таки стало обидно — обидно от того, что всё кончается, и он кончается тоже, как будто тает, и больше не будет ничего, ничего не получится сделать, попробовать, увидеть, хотя мир такой большой-большой и уже скоро будет победа.
Но обида тоже была ленивой, сонной. Он заставил себя перевернуться на бок, чтобы достать гранату, у него ещё была граната за поясом... эргэха... кажется была... вот она... — и увидел немца. Немец стоял на одном колене в снегу шагах в пяти сбоку. Подполз вокруг, гад, и теперь поднялся. Лицо у немца было потное, красное, злое и такое разочарованное, что хотелось смеяться; голова непокрыта, на тёмных от пота, подмороженных волосах таял снег, белый маскхалат перепачкан и растерзан на груди.
Он хотел сказать немцу, какой тот смешной... но в этот момент из вскинутой правой руки немца ударило огромное, бесшумное бронзовое пламя, молниеносно затопившее весь мир — и последний из сражавшихся партизан попавшего в ловушку отряда, удовлетворённо кивнув, опрокинулся на спину в снег...