Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
После эмиграции (под псевдонимом Шломо Вульф) выпустил сборник «фантастики о евреях» «Глобус Израиля» (1999), хотя первый рассказ «Полость» опубликовал ещё в в сборнике дальневосточной фантастики «Эволюция» (1989). Шломо Вульф дебютировал в русскоязычной литературе Израиля повестью «Убежище» (1998 г.) и с тех пор беспрерывно стучится в читательские сердца.
Здесь и повести, и романы, и экспериментальная проза, для которой сам автор нашел снайперски точное обозначение: «еврейская фантастика». Он публикуется одновременно в «бумажных» изданиях и в Internet. Знаменитая электронная «Библиотека Мошкова» насчитывает уже 12(!) произведений, принадлежащих перу Шломо Вульфа. Перед нами пример редкостного, почти подвижнического служения литературной музе. А вместе с тем имя Шломо Вульфа не страдает избытком популярности в профессиональных писательских кругах. Оно смотрится одиноким даже среди редеющего литературного стада Израиля.
отрывок из произведения:
...Это не он, подумала Людмила. Он не может быть именно здесь и именно сейчас! Такая же вероятность, скажем, падения метеорита именно к подножью Останкинской башни. Они с Виктором остывали после лихорадочной предотпускной спешки на скамье рейсового катера, когда на уже убирающихся сходнях появилась странной масти, серая в яблоках, огромная собака. Она рвалась на катер с несолидной для королевского дога прытью. Сходни со скрипом сдвинулись обратно на причал под ее могучими лапами. Это и позволило ее хозяину попасть на борт. Но и на палубу дог рвался куда-то так, что расхристанный мужчина с рюкзаком, увлекаемый поводком, так споткнулся, что чуть не звезданулся в бурлящую от винта воду. Его спасла девочка лет восьми, судорожно вцепившаяся в другую руку хозяина собаки. Она же отстегнула поводок. Собака метнулась в темноту трюмного салона, загрохотав по трапу, и разразилась внизу испуганным щенячьим визгом. Обвешанная рюкзаками, палаткой, масками-трубками пара исчезла в том же нижнем салоне, куда сверзился их дог. Людмила перевела дух и шумно выдохнула: как всегда, от волнения у нее остановилось дыхание. Перед глазами стояло очень знакомое, непостижимо изменившееся красное лицо промелькнувшего мужчины. Такой жалкий вид, подумала она, мог быть у призового скакуна, впряженного шутки ради в телегу с навозом...
Утреннее солнце, между тем, давало авансы на дневную жару, поднимаясь над сопкой сквозь сизый туман смог. Оказавшийся в густой тени город на склоне как-то исчез вовсе под лучами розового диска с Орлиной сопки. Катер коротко и радостно рявкнул, задрожал, пустил свою лепту сизого дыма в застоявшийся воздушный коктейль над Золотым Рогом, отошел задним ходом на середину бухты, словно брал разбег, и деловито застучал дизелем среди прочих ее утренних обитателей, снующих во всех направлениях. Город стал поворачиваться и послушно сдвигаться за корму своими причалами и кранами, россыпью зданий и зеленью на сопках. Винт отбрасывал за собой окурки, бутылки и прочую дрянь, плавающую в пятнах мазута. За маяком пейзаж оживился лесистым Русским островом и чистой синью залива Петра Великого с ровными чистыми волнами, сразу начавшими раскачивать катер с борта на борт. Одновременно набирало дневную силу солнце, и все вокруг празднично засияло и засверкало. Людмила сидела, сцепив руки, неподвижно глядя перед собой. Удушье прошло, оставив уже привычную боль в перенапрягшихся ребрах. «Что с тобой, мамочка? — Виктор тревожно смотрел на зябко согнутую побледневшую Люду. — Уж не заболела ли ты у меня к отпуску?» Она грациозно уклонилась от заботливой ладони мужа. «Со мной все в порядке. Укачало немного...» И снова приняла ту же зябко согнутую позу, вспоминая тот, вот уж действительно зябкий вечер...
Самолет прилетел с опозданием, что исключало ночлег в общежитии института. Мест в гостиницах Ленинграда в семидесятом году, к столетию вождя, конечно же, не могло быть в принципе. До завтрашнего утра, когда можно начать оформление на факультете повышения квалификации, можно было перекантоваться только на одном из вокзалов, которых Люда с детства боялась. Гулять же по Ленинграду, как мечталось, в такой мороз просто и в голову не приходило. Она зашла на почту отправить своим телеграмму о благополучном прибытии. И не успела даже понять, что тут толкается спиной у стойки высокий парень, как оказалась без перчаток. Промокая слезы обиды надушенным платочком, она наткнулась в сумочке на конверт письма от Шульцев и решила пойти прямо к ним, тем более, что по карте это казалось совсем рядом со станцией метро. Было так холодно, как бывает только после бессонного многочасового перелета, после душного тепла подземки, да еще в зимнем Ленинграде, где мороз сопровождается промозглой сыростью. Такой мороз не щиплет и не веселит, а пронизывает до костей в любой одежде. Тем более без перчаток и в модном пальто без карманов. И сумочку тоже в зубах не понесешь. Другая бы надела сумочку на шею через плечо и хоть одну руку сунула за ворот пальто. Или, раз уж такая история, сунула бы обе руки в сумочку как в муфту, все теплее. Другая, но не она. Людмила была из тех молодых красивых женщин, что скорее умрут, чем позволить себе при любых обстоятельствах выглядеть смешными или униженными. Она терпела муку холодом, спеша от метро сквозь заиндевелый Таврический сад и вдоль гранитных цоколей домов, покрытых тускло сверкающим синим инеем. Сильный сырой ветер гнал по черным блестящим от наледи тротуарам сизую поземку. Короткий малиновый северный закат, который встретил ее на выходе из тепла метро, давно сменился мертвым светом бесчисленных дрожащих от холода фонарей на фоне ночного облачного неба. Когда она нашла нужную улицу и дом, у нее смертельно закоченели не только руки, сжимающие окаменевшую сумочку с деньгами и документами, не только ноги в примерзших к коленям чулками. Казалось, даже нижняя рубашка примерзла к спине под словно исчезнувшими в этом зимнем беспределе пальто и кофточкой. Во всяком случае, она ощущала эту рубашку твердой и хрусткой. Да еще адрес мистически оказался каким-то липовым. В старом доходном доме она обошла все три широких барских подъезда, но ни в одном не было квартиры с нужным номером. Какая-то злобная шутка — разрыв в нумерации на четыре квартиры на каждой лестничной клетке. Мороз словно требовал ее обратно в свои беспощадные объятья. Мужчина с авоськой, спускаясь по лестнице, с удивлением вглядывался в красивую модную женщину, мычащую что-то сиплым голосом: она с ужасом поняла, что губы не шевелятся и ничего она произнести внятно не может. Только таращила от напряжения глаза, понимая, что все-таки выглядит смешной...
...Это не он, подумала Людмила. Он не может быть именно здесь и именно сейчас! Такая же вероятность, скажем, падения метеорита именно к подножью Останкинской башни. Они с Виктором остывали после лихорадочной предотпускной спешки на скамье рейсового катера, когда на уже убирающихся сходнях появилась странной масти, серая в яблоках, огромная собака. Она рвалась на катер с несолидной для королевского дога прытью. Сходни со скрипом сдвинулись обратно на причал под ее могучими лапами. Это и позволило ее хозяину попасть на борт. Но и на палубу дог рвался куда-то так, что расхристанный мужчина с рюкзаком, увлекаемый поводком, так споткнулся, что чуть не звезданулся в бурлящую от винта воду. Его спасла девочка лет восьми, судорожно вцепившаяся в другую руку хозяина собаки. Она же отстегнула поводок. Собака метнулась в темноту трюмного салона, загрохотав по трапу, и разразилась внизу испуганным щенячьим визгом. Обвешанная рюкзаками, палаткой, масками-трубками пара исчезла в том же нижнем салоне, куда сверзился их дог. Людмила перевела дух и шумно выдохнула: как всегда, от волнения у нее остановилось дыхание. Перед глазами стояло очень знакомое, непостижимо изменившееся красное лицо промелькнувшего мужчины. Такой жалкий вид, подумала она, мог быть у призового скакуна, впряженного шутки ради в телегу с навозом...
