Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Грэм Грин (1904-1991) — английский писатель — одна из самых заметных и эксцентричных фигур в культуре ХХ века. Вся его жизнь напоминает PR-акцию: «шпион на службе Ее Величества», антикоммунист, получивший, тем не менее, признание в СССР (после перевода на русский романов «Свой человек в Гаване», «Тихий американец» и «Комедианты»), откровенный католик в Англии, он оставался по-настоящему «своим» лишь в литературе.
отрывок из произведения:
...Репутация Стивенсона как писателя пострадала, может быть, больше всего из-за того, что он рано умер. Ему было всего сорок четыре года, и он оставил после себя огромное количество произведений, которые можно назвать юношескими или ранними. Хотя большинство из них, безусловно, не лишено яркости и увлекательности, они производят лишь ложное впечатление зрелости, которое заставляет забыть о том, что Стивенсону, так же как и остальным людям, нужно было время для развития. И только в последние шесть лет жизни — которые он провел на Самоа — его нарядный, щегольской талант стал освобождаться от всего поверхностного и напускного, обнажая прочную гранитную основу. Как плодотворны оказались эти годы, когда были написаны «Проклятый ящик», «Владелец Баллантрэ», «Вечерние беседы на острове», «Отлив», «Уир Гермистон». Долго ли он мог держаться на этом уровне? Размышляя о его последнем, незаконченном романе, Генри Джеймс заключает со снисходительным пессимизмом:
«…причина того, почему он не закончил роман, кроется в самом тексте, который несет отпечаток смутного предчувствия автора, что ему не нужно было завершать его. Этот изящный фрагмент возвышается среди других незаконченных прозаических произведений Стивенсона как святыня незавершенного совершенства, которым отличаются развалившиеся от времени мраморные статуи».
К сожалению, репутация Стивенсона зависела от критиков, гораздо менее осторожных и тонких. Его ранние претенциозные путевые очерки; слишком личная переписка, в которой было много «вздора о правилах человеческого поведения» и жаргонных словечек, выглядевших на письме так же вульгарно, как если бы в устах пастора прозвучало неприличное слово; незрелые рассуждения о своем ремесле («Литература для взрослого человека — то же, что игра для ребенка»); ранние философские эссе на этические темы (помещенные в сборнике «Virginibus Pucrisque») — все это навязывалось публике в выходивших одно за другим изданиях его произведений. Календари до сих пор пестрят его юношескими изречениями. Его сравнительно небогатая событиями жизнь (она казалась полной приключений только степенным чиновничьим натурам, вроде Колвина или Госса) была превращена в сагу; о неблагоразумии молодости предпочитали не упоминать — и в результате получился худой, бледный манекен в бархатной куртке, с усами, как у Ланга, то и дело преклоняющий колена в молитвах и изрекающий афоризмы типа: «Гораздо важней двигаться к намеченной цели, чем ее достичь», и т. д., и т. п. Неужели этим неутомимым поклонникам Стивенсона никогда не приходило в голову, что как искатель приключений, религиозный деятель, путешественник, друг и защитник «цветных» он меркнет рядом с другим шотландцем, носящим похожее, но более звучное имя: Ливингстон? Если он и останется в истории, то не как Туситала, или незадачливый любовник, едва не отошедший в мир иной в Монтеррее, или денди из Давоса, а как уставший, отчаявшийся писатель, каким он был последние восемь лет жизни, сосредоточенно и отрешенно работающий над произведениями, в которых он сам не разглядел своих шедевров...