Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Когда знаменитая актриса Глория Ламарк покончила с собой, ее лечащего врача психиатра Майкла Теннента замучила совесть. Он уверен, что не сумел предотвратить трагедию, потому что накануне в беседе со своей пациенткой не нашел для нее нужных слов поддержки. Но конечно же Майкл не мог представить себе, какими вполне реальными муками лично для него обернется эта смерть и какие жуткие испытания ему предстоят.
отрывок из произведения:
...В большом доме по Холланд-Парк, который, как большинство дорогих домов на этой улице, имел четыре этажа, гравийную подъездную дорожку и был окружен высокой железной оградой, Томас Ламарк принес завтрак своей матери. И, как каждое утро, когда он открывал дверь в ее комнату, было ровно десять тридцать – с точностью до наносекунды.
Томас был красивым тридцатисемилетним мужчиной. Он имел шесть футов шесть дюймов роста, ухоженное тело и очаровательную улыбку. На нем был шелковый халат «Либерти», кожаные шлепанцы от Гуччи, золотые наручные часы «Ролекс». Он пах одеколоном «Живанши». Под халатом у него ничего не было – его матери нравилось знать, что его наготу прикрывает только этот тонкий шелк.
В руках он держал серебряный поднос, на котором стоял изящный чайник фирмы «Геренд», заваренный «Чаем к завтраку» от «Фортнум и Мэйсон», и фарфоровая чашка с блюдцем – оба предмета цвета слоновой кости из одного набора. Рядом с ними лежала газета «Таймс» и белая роза, вся в каплях росы, которую Томас только что принес из сада – его мать любила маленькие приятные сюрпризы, а этим утром он был в настроении сделать ей приятное. Может быть, в ответ она захочет сделать приятное ему.
Он остановился возле двери, ведущей в ее спальню. В их доме все двери выглядели внушительно: панели из дорогой древесины, декоративная отделка бисером, ручная роспись по атласу, хрустальные дверные ручки, – но эта дверь, расположенная на втором этаже прямо напротив последнего марша резной лестницы, охраняемая стоящим на пьедестале бронзовым бюстом матери, почему-то всегда казалась Томасу величественнее остальных. Даже по прошествии стольких лет она продолжала восхищать его.
У Томаса бывали дни, когда ему хотелось швырнуть в эту дверь подносом и закричать: «Отпусти же меня!» – но сегодня был не такой день.
Он посмотрел на часы, подождал, пока секундная стрелка не закончит свой очередной круг, и ровно в десять часов тридцать минут вошел в спальню.
Томас не спал эту ночь, проведя ее за компьютером – он был одним из путешественников в электронном мире, которые перехватывают часок-другой днем, но редко спят ночью. Его ночи проходили за игрой в шахматы с человеком по имени Юрген Юргенс из Клируотер-Спрингс, штат Флорида, или за обменом мнениями о существовании внеземной жизни с участниками тематического чата в Сан-Франциско, или за обсуждением недавних загадочных смертей с сотрудником газеты «Фортиан таймс». Он читал приходящие ему на электронную почту медицинские статьи, обменивался рецептами с женщиной, живущей у Чесапикского залива, следил за изменениями на рынках ценных бумаг по всему миру, отмечая поведение акций матери и просматривая веб-сайты тех компаний, в которых у нее была доля. Каждое утро он снабжал ее биржевого маклера свежей информацией.
Его коэффициент интеллекта был 178.
Не в силах оторвать взгляд от лица матери, с сердцем, исполненным обожания – и другого, противоположного чувства, с которым он боролся всю свою жизнь, – Томас бесшумно прошел по ковру, поставил поднос на столик рядом с большой двуспальной кроватью под балдахином, затем, потянув за шнуры с кисточками на концах, поднял дамастовый и тюлевый пологи и закрепил шнуры на спинке кровати. В комнате стоял запах духов «Шанель» и тот особый запах, каким пахла одежда матери. Ароматы его детства. Ароматы его жизни.
С высоты своего роста он смотрел на нее.
Ее светлые волосы, разметавшиеся по подушке, блестели так, будто на них падал не утренний солнечный свет, а свет театральных светильников. Он знал, что, хотя она уже проснулась, она ни за что не откроет глаза и не пошевелится, пока он ее не поцелует. Так у них было заведено...