Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Тетя Алена — единственный оставшийся у меня родственник. Пятый год подряд я обещал приехать к ней, все обманывал и вдруг приехал.Причиной тому не столько ненужная московская ссора, крушение моих планов, а вспыхнувший страх перед временем, могущим отнять у меня тетю Алену, которая пишет обстоятельные письма со старомодными рассуждениями и укорами погоде, присылает поздравления к праздникам и дню рождения и ежегодные банки с вареньем и ничем не выказывает обид на мои пустые обещания.
отрывок из произведения:
— ...Кто это, я забыл...
Тетя Алена отложила «Анну Каренину», поднялась с дивана, наклонилась ко мне:
— Мой жених, — сказала она. — Ты его, конечно, не знаешь. Он после революции в Вологде жил, каким-то начальником стал. А тогда, в шестнадцатом, его звали моим женихом. Не помню уж почему,очень я стеснялась. И этих ты тоже не можешь знать. Это врачи нашей земской больницы. Они отправляются на фронт, в санитарном поезде. Второй справа — мой дядя Семен. Отличный, говорят, был врач, золотые руки. Среди земских врачей, должна тебе сказать, были замечательные подвижники.
Моего дядю лично знал Чехов, они вместе на холере работали.
— А что потом с ним случилось?
— Он погиб, в девятнадцатом году.
Дядя был суров, фуражка низко надвинута на лоб, шинель сидит неловко, он взял на складе первую попавшуюся.
— Где же его невеста? — продолжала тетя Алена. — Ее, кажется, Машей звали. У нее глаза были запоминающиеся, зеленоватые. Рассказывали, что когда Семен погиб, она дня два как окаменела. А потом исчезла. И никто ее никогда больше не видел.
— Может быть, она куда-нибудь уехала?
— Нет. Я знаю, что она погибла. Она без него жить не могла. — Тетя Алена листала альбом. — Ага, вот она, завалилась.
Снимок поржавел от времени. Он был наклеен на картон. Внизу вязью выдавлены фамилия и адрес фотографа. Маша была в темном платье с высоким стоячим воротником, в наколке с красным крестом, крест был и на широкой белой повязке на рукаве.
Я знал ее.
Не только потому, что видел двадцать лет назад в этом альбоме, а может, и слышал уже о ее судьбе. Нет, я ее видел вчера на базаре. Значит, она не погибла... Чепуха какая-то. Женщина на фотографии не улыбалась. Она смотрела серьезно — люди на старых фотографиях всегда серьезны, выдержка камер тех лет была велика, и улыбка не удерживалась на лице.
Они собирались к фотографу в Вологде все вместе. Начинался семнадцатый год. Маша опоздала. Прибежала, когда фотограф уже складывал пластинки.
А доктор Тихонов, немолодой, некрасивый, умный, золотые руки, уговорил сестру Марию сфотографироваться отдельно. Для него. Один снимок взял с собой. Другой оставил дома. И ничего не осталось от этих людей. Лишь маленький клочок их жизни, драгоценных им, крепких, казалось бы, вечных уз, живет еще в памяти тети Алены. Теперь в моей памяти. И почему-то в этих местах через много лет должна была вновь родиться Маша...