Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Сергей Владимирович Диковский — русский советский писатель, прозаик, очеркист, журналист.
Родился в семье художника. После окончания средней школы (1924) работал курьером, хористом в опере, расклейщиком афиш, носильщиком на вокзале, библиотекарем. В печати Диковский начал работать с 1925, сначала репортером газеты «Красное Черноморье» (Новороссийск), затем фельетонистом в газете «Молодой ленинец».
С 1929 Диковский, находясь в рядах Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, принимал непосредственное участие в боях на Китайско-Восточной железной дороге. Первые очерки Диковский были напечатаны в дальневосточной газете «Отпор» (Чита). С этого времени основной темой творчества стала жизнь Дальнего Востока.
Тема Дальнего Востока оставалась основной в творчестве писателя на протяжении всей его жизни.
отрывок из произведения:
...Трое суток я ехал степью, среди неоттаявших пашен и мертвой, высокой травы.
Шел март. Лед еще резал у берега рыбацкие каюки [каюк — плоскодонная лодка], но голубые чистые тропки уже разбегались из лиманов к повеселевшему морю. Все чаще и чаще попадались мне старые байды, изнемогавшие под тяжестью ветра и рыбы, темные конусы соли и чаны, полные льда и тарани.
Я объезжал лиман, разыскивая Григория Гончаренко, неутомимого следопыта тарани и сельди. Старика знали всюду. Но легче было встретить осетра в грудах камсы или тюльки, чем седую голову Гончаренко среди тысяч ловцов, населяющих берега урожайного моря.
Судя по рассказам соседей, он был неистов в погоне за рыбой. Настоящий морской охотник — упрямый и крепкий, как мореный дубок. Трудно было сказать, когда Гончаренко обедал, где спал и сушил сапоги.
Он жил на краю Кущевки в щегольской хате, крашенной голубой крейдой. Я заезжал туда дважды, и каждый раз жена Гончаренко — рослая сутулая старуха в ватнике и железных очках — отвечала сурово:
— У мори...
А море дышало туманом, и тысячи байд, похожих друг на друга, как овцы в степи, паслись между Азовом и Керчью.
— Бабусю... бабусю, где же он ночует?
Глухая, а быть может, упрямая, она повторяла все тем же суровым баском:
— Кажу вам... у мори.
И снова навстречу коню бежали столбы, и звонкий шлях, и ветлы с мелкими брызгами зелени.
Я продолжал погоню вдоль берега, от костра к костру, от пристани к пристани, надеясь застать Гончаренко в родной обстановке, среди тарани и влажных сетей, на фоне азовской воды, — и не мог угнаться за парусом.
Однажды совсем близко поднялся передо мной столб дыма. Я кинулся к берегу, но ветер уже заметал следы Гончаренковой байды.
Наконец дрожки вытрясли из меня последние остатки терпения. Я хотел уже вернуться в Азов, когда в плетенку подсел пропыленный дядько, подпоясанный обрывками сети.
— Кажуть, вы тоже по Гончаренкину душу? — спросил он, обрадовавшись. Тоди идемо до Кущевки.
И мы снова помчались к знакомому дому с флюгерком из сухого осетра, где пятый день Гончариха грела на печке шерстяные носки.
Спутник мой оказался ходоком из-под самого Мариуполя. Ехал он действительно «по Гончаренкину душу», с трудным заданием переманить удачливого бригадира в рыбацкий колхоз «Долг моряка»...
...Трое суток я ехал степью, среди неоттаявших пашен и мертвой, высокой травы.
1072 кб
608 кб