Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Марина Ивановна Цветаева — замечательная русская поэтесса; один из классиков русской литературы XX века. Родилась в Москве. Отец — Иван Владимирович Цветаев — профессор Московского университета, основатель Музея изобразительных искусств, выдающийся филолог. Мать — Мария Александровна Мейн — музыкантша. Стихи Марина Цветаева, по собственному ее признанию, начала писать с семи лет. Первые книги — «Вечерний альбом» (1910) и «Волшебный фонарь» (1912). Затем — «Версты» (1921) и «Конец Казановы» (1921). В 1922 году Цветаева покидает Россию и 17 лет живет за границей — сначала в Чехии, а потом во Франции. Много пишет и печатается в зарубежных изданиях. Переводит на французский язык стихи Пушкина и Лермонтова. В 1939 году возвращается в Советский Союз — «вслед за семьей и чтобы дать сыну Георгию (родился в 1925 году) родину». 31 августа 1941 года трагически обрывает жизнь в городке Елабуге близ Чистополя.
(c)OZON.ru
отрывок из произведения:
15-го ноября, третий день службы.
...Составляю архив газетных вырезок, то есть: излагаю своими словами Стеклова, Керженцева, отчеты о военнопленных, продвижение Красной Армии и т.д. Излагаю раз, излагаю два переписываю с «журнала газетных вырезок» на «карточки»), потом наклеиваю эти вырезки на огромные листы. Газеты тонкие, шрифт еле заметный, а еще надписи лиловым карандашом, а еще клей, — это совершенно бесполезно и рассыпется в прах еще раньше, чем сожгут.
Здесь есть столы: эстонский, латышский, финляндский, молдаванский, мусульманский, еврейский и несколько совсем нечленораздельных. Каждый стол с утра получает свою порцию вырезок, которую затем, в течение всего дня, и обрабатывает. Мне все эти вырезки, подклейки и наклейки представляются в виде бесконечных и исхищреннейших вариаций на одну и ту же, очень скудную тему. Точно у композитора хватило пороху ровно на одну музыкальную фразу, а исписать нужно было стоп тридцать нотной бумаги, — вот и варьирует: варьируем.
Забыла еще столы польский и бессарабский. Я, не без основания, «русский» (помощник не то секретаря, не то заведующего).
Каждый стол — чудовищен.
Слева от меня — две грязных унылых еврейки, вроде селедок, вне возраста. Дальше: красная, белокурая — тоже страшная, как человек, ставший колбасой, — латышка: «Я эфо знала, такой миленький. Он уцастфофал в загофоре и эфо теперь пригофорили к расстрелу. Чик-чик»... И возбужденно хихикает. В красной шали. Ярко-розовый жирный вырез шеи...
15-го ноября, третий день службы.
