Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Натан Яковлевич Эйдельман родился 18 апреля 1930 года в Москве в семье журналиста. В 1952 году он окончил исторический факультет МГУ. Затем он преподавал в вечерней школе, был научным сотрудником Московского областного краеведческого музея в Истре, а в конце 1980-х гг. работал в Институте истории АН СССР; участвовал в подготовке издания памятников русской Вольной печати, выступал со статьями в научных сборниках.
Печататься Натан Эйдельман начал в 1960 году, тогда и стал формироваться интерес историка и писателя к общественным и культурным движениям России XVIII-XIX вв. В 1963 году была опубликована его первая книга «Герценовский «Колокол»», затем, под псевдонимом Н.Натанов, свет увидела более ранняя работа «Путешествие в страну летописей» (1965). Произведения Н.Эйдельмана отличали строгая документальность и одновременная увлекательность фабулы. В научных монографиях он широко использовал архивные документы, в том числе впервые вводимые им в научный обиход. Среди исторических произведений Эйдельмана наиболеее известны повести, посвященные декабристам: «Лунин» (1970), «Апостол Сергей. Повесть о Сергее Муравьеве-Апостоле» (1975), «Большой Жанно. Повесть об И.Пущине» (1982), «Первый декабрист» (1990), а также «Пушкин и декабристы» (1979), «Твой девятнадцатый век» (1980), «Грань веков» (1982), «Пушкин. История и современность в художественном сознании поэта» (1984), «Быть может, за хребтом Кавказа...» (опубл. в 1990). Его произведения сочетали документальность, глубину и нестандартность историко-философского осмысления фактов с литературной занимательностью, психологической яркостью и особенным интересом к нравственной проблематике. Книги Н.Эйдельмана сразу стали заметным явлением культурной жизни 1960-1980-х гг., предметом многочисленных дискуссий, в том числе с участием самого автора.
отрывок из произведения:
...До 1870 — 1880-х годов Пушкин мог бы прожить: в ту пору еще здравствовали некоторые его друзья (»последний лицеист» канцлер Александр Горчаков скончался в 1883-м, Вера Федоровна Вяземская в 1886м). Опекушинский памятник в Москве будто отмерил некий предел, за которым вместо горьких слов: « Пушкину могло бы быть сорок... пятьдесят... семьдесят лет» — стали говорить: «Пушкину — сто лет, сто пятьдесят. Скоро сто семьдесят пять».
Пушкинское время все дальше, а Пушкин как будто все ближе. Не от одной же почтительности к первому поэту праправнуки его перечитывают, бесконечно находя своих — Медного всадника, Онегина, Пиковую даму, иногда совсем на похожих на «одноименные сочинения», открывавшиеся их отцам и дедам? Неслабеющий интерес у современного читателя вызывает одно особенное пушкинское произведение, где фрагменты и главы — это лицейские и южные шалости, эпиграммы, записанные в кабинете петербургского губернатора, михайловские рощи и «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!«; ответ на царское: «Что бы ты делал, если бы 14 декабря оказался в Петербурге?»; Болдино, холера, оренбургские тракты, Гончарова...
Пушкинская биография, жизнь, прожитая им самим, где последняя глава —дуэль и смерть. Лучше бы, конечно, побольше и почаще — к ранним, веселым страницам, но тут не уйти от пушкинского —
День каждый, каждую годину, Привык я думой провождать, Грядущей смерти годовщину Меж их стараясь угадать...
29 января 1822 года в Кишиневе (согласно дневнику П. И. Долгорукова) Пушкин с Инзовым и чиновниками находится на обедне в митрополии. Во время проповеди о блудном сыне, которую читает по книге «дюжий протопоп с напряжением всех сил и душевных и телесных», Инзов «внимает ей благоговейно», а Пушкин смеется...
Ровно через пятнадцать лет будет 29 января 1837 года... Наш разум и чувства странным образом снова и снова притягиваются к последним дням, как будто бы, еще и еще раз мысленно воспроизводя всю последовательность событий, мы сумеем что-то изменить, исправить. Исправить не сможем, но, может быть. сумеем понять нечто неизвестное и еще непонятное.
«Адские козни опутали Пушкиных и остаются еще под мраком. Время, может быть, раскроет их...» Это слова Вяземского. Но и в нашем столетии П. Е. Щеголев, первооткрыватель важнейших материалов. о последних днях Пушкина, признавался в своих известных трудах, что многие существенные обстоятельства трагедии не видны или видны не ясно. После Щеголева было еще немало работ о дуэли и смерти, в результате последние месяцы пушкинской жизни расписаны исследователями по дням, иногда и по часам — куда более подробно, чем другие главы его биографии. И все же многого не знаем, не понимаем, спорим.
Бывает, вероятно, два этапа загадочности: от малого знания (первоначальная стадия) и от большого знания, когда возникают задачи и проблемы, на раннем этапе даже невообразимые. В каком-то смысле с историей гибели Пушкина за сто тридцать пять лет произошел переход от первой загадочности ко второй...
В предлагаемой работе сообщается кое-что прежде неизвестное и делается попытка некоторых новых толкований известного. Разумеется, статья не претендует на завершение каких-либо дискуссий, скорее наоборот...
Материалы и соображения, которые в ней будут представлены, относятся преимущественно к сложным отношениям Пушкина с верховной властью (царь, Бенкендорф) в конце его жизни. Эта тема давно была замечена как одна из наиболее существенных для проникновения в тайны последних дней поэта. Автор благодарен С. В. Житомирской и другим сотрудникам отдела рукописей Библиотеки имени В. И. Ленина, Т. Г. Цявловской и пушкинистам Института русской литературы за помощь, оказанную при подготовке его работы...