Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Святослав Владимирович Логинов. Настоящее имя — Святослав Владимирович Витман. Один из ведущих российских писателей-фантастов «поколения семидесятых».
Родился в г.Ворошилове (ныне Уссурийск) Приморского края. С 1952 года живет в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург). Окончил химический факультет ЛГУ в 1973 году. Работал стажером в Государственном институте прикладной химии, инженером в ВНИИ Антибиотиков и ферментов, комиссаром комсомольско-молодежного отряда в Нечерноземье, инженером ГСКТБпПСМиОЗ МПСАиСУ СССР (Государственное Союзное конструкторско-техническое бюро по проектированию счетных машин и Опытный завод Министерства приборостроения, средств автоматизации и систем управления), начальником бюро охраны окружающей среды на Заводе им. Климова, грузчиком в универсаме, учителем в школе, редактором в редакциях нескольких издательств, методистом в комитете по образованию мэрии Санкт-Петербурга, сторожем в частной фирме. Участник Ленинградского семинара фантастов под руководством Бориса Стругацкого с марта 1974 года. С 1995 года — профессиональный писатель. Первая публикация — рассказ «Грибники» (1974). Дебютный сборник — «Быль о сказочном звере» (1990).
Лауреат премии
• «Великое кольцо» 1983 года за рассказ «Цирюльник»
• «Интерпресскон» 1994 года за роман «Многорукий бог далайна»
• «Беляевской премии» 1994 года за роман «Многорукий бог далайна»
отрывок из произведения:
...Пахло яблоками. Сладостный винно-пряный аромат в недвижном воздухе, казалось, стоял стеной, тонкие оттенки запаха слились, дух был так силен, что уже не имел отношения к чему-то съедобному — пахло как на кинофабрике: эссенциями и растворителями. Флюиды пропитывали старый бетон, возвращая ему призрак жизни, душистая сытость висела в воздухе, дыхание участилось, кровь прилила к щекам, жар охватил пальцы рук.
— Ишь, как сладко, — пробормотал Путило. — Вентиляцию надо включить, а то как бы не заткнулись.
Он повернул рубильник. Где-то наверху заворчал вентилятор.
Яблоки были повсюду. Поддоны с розовкой наполняли галерею, ящики боровинки расписной в четыре ряда громоздились в тесных казематах, тускло зеленели грубой кожей рамбуры, желтела титовка, собранная в разоренных остатках некогда образцовой мызы господина Парамонова. Крошечные китайки, бруснички, сливки наполняли плетеные короба, очаровательная гвоздичная хорошавка алела в решетчатых барабанах. Болгарские щепные ящички, привычные к безвкусному джонатану, не могли вместить ребристые плоды снежного кальвиля — светло-желтые, лишь слегка затуманенные неярким румянцем, который, впрочем, берет свое в глубине, так что на срезе яблоко заманчиво розовеет, исходя приятной кислотой. Стаканчатые гремушки королевского флейнера, бархатный анис, осенняя белая путивка, зимний золотой пармен, облитый багряными полосами черногуз... Артиллерийские погреба заполняла антоновка: желто-зеленая полуторафунтовка; каменичка — кислая, но стойкая в лежке и бесподобная пользой хворым и слабым; румяный сорт, носящий нелепое прозвание «серая антоновка». Но всего больше собралось в подземелье короля и чемпиона окрестных садов — бесподобного, великолепнейшего штрифеля. Крупные четырехдюймовые яблоки, с нежной кожицей, которую не смеет тронуть ни парша, ни загар; словно облитые растушеванным румянцем, с эффектно кинутыми пестринками более густого оттенка, и все это радостное великолепие не режет глаз, а словно светится изнутри притягательным матовым светом. Нет чудесней яблока, и просто диву даешься, как скучно называют его в деревнях: «обрез», «старостино», «Осеннее полосатое». Нет, пусть уж будет дразнящее слово «штрифель», в котором слышится шорох осенней листвы и ожидание праздника.
Ефим взял одно яблоко, повертел в пальцах, понюхал. Даже в перенасыщенной ароматами атмосфере от яблока тонко и сладостно пахло. Пахло хорошим вином и жизнью.
— Той же яблочный дух, — медленно произнес Ефим, — особна есть лечба тем, кои одержимы суть сухотною, тако же и тем, кои страждут меланколиевою болестию, понеже от того духу вредительное естество переминится.
Он осторожно вернул яблоко на место.
— Да ты ешь! — щедро предложил Путило. — Это коричное полосатое. Где еще таких попробуешь?.. Кушай!
— Боязно что-то, — признался Ефим. — Смотри, сколько их тут. Аппетит отбивает.
— Ну, как знаешь, — Путило выбрал яблоко покрупнее и хрустко вонзил в него зубы. — Сочное, — сообщил он.
...Пахло яблоками. Сладостный винно-пряный аромат в недвижном воздухе, казалось, стоял стеной, тонкие оттенки запаха слились, дух был так силен, что уже не имел отношения к чему-то съедобному — пахло как на кинофабрике: эссенциями и растворителями. Флюиды пропитывали старый бетон, возвращая ему призрак жизни, душистая сытость висела в воздухе, дыхание участилось, кровь прилила к щекам, жар охватил пальцы рук.
48 кб
28 кб