Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Оскар Уайльд родился в 1854 году в Дублине, в семье известного ирландского хирурга и англичанки-поэтессы. Учился в Дублинском университете, в 1879 году окончил Оксфорд, путешествовал по Италии и Греции. Под влиянием лекций Дж. Рескина об искусстве увлекся идеями так называемого эстетического движения, проповедовал необходимость возрождения красоты в повседневной жизни как средства преодоления практицизма буржуазного общества.
В 1881 году выпустил первую свою книгу — «Стихи». В том же году отправился в Америку проповедовать идеи «нового Возрождения в английском искусстве». В Америке встречался с Лонгфелло и Уитменом. Издал там революционную мелодраму «Вера, или Нигилисты» (1882), выразившую бунтарские настроения молодого писателя, и стихотворную трагедию «Герцогиня Падуанская» (1883). По возвращении много выступает на публике, печатает статьи, пишет стихи, рассказы и сказки.
В 1891 году выходит знаменитый роман Уайльда «Портрет Дориана Грея». Появляются его пьесы — «Саломея», «Как важно быть серьезным» и др. Творчество Уайльда пользуется шумным успехом.
В середине 90-х годов увлекается эстетической теорией Уолтера Патера, духовно продолжающей традиции «прерафаэлитов». В 1895 году писатель по обвинению в безнравственности подвергается двухгодичному заточению, где создает «Балладу Редингской тюрьмы», «Тюремные письма» и исповедь «De profundis».
Последние годы писатель провел в Париже, где умер, совершенно забытый, в 1900 году.
отрывок из произведения:
...Наша злополучная и несчастная дружба кончилась для меня гибелью и позором, но все же во мне часто пробуждается память о нашей прежней привязанности, и мне грустно даже подумать, что когда-нибудь ненависть, горечь и презрение займут в моем сердце место, принадлежавшее некогда любви; да и сам ты, я думаю, сердцем поймешь, что лучше было бы написать мне сюда, в мое тюремное одиночество, чем без разрешения публиковать мои письма или без спросу посвящать мне стихи, хотя мир ничего не узнает о том, в каких выражениях, полных горя или страсти, раскаяния или равнодушия, тебе вздумается отвечать мне или взывать ко мне.
Нет сомнения, что мое письмо, где мне придется писать о твоей и моей жизни, о прошлом и будущем, о радостях, принесших горе, и о горестях, которые, быть может, принесут отраду, — глубоко уязвит твое тщеславие. Если так, то читай и перечитывай это письмо до тех пор, пока оно окончательно не убьет в тебе это тщеславие. Если же ты найдешь в нем какие-нибудь упреки, на твой взгляд незаслуженные, то вспомни, что надо быть благодарным за то, что есть еще провинности, в которых обвинить человека несправедливо. И если хоть одна строка вызовет у тебя слезы — плачь, как плачем мы в тюрьме, где день предназначен для слез не меньше, чем ночь. Это единственное, что может спасти тебя. Но если ты снова бросишься жаловаться к своей матери, как жаловался на то, что я с презрением отозвался о тебе в письме к Робби, просить, чтобы она снова убаюкала тебя льстивыми утешениями и вернула тебя к прежнему высокомерию и самовлюбленности, ты погибнешь окончательно. Стоит тебе найти для себя хоть одно ложное оправдание, как ты сразу же найдешь еще сотню, и останешься в точности таким же, как и прежде. Неужели ты все еще утверждаешь, как писал в письме к Робби, будто я «приписываю тебе недостойные намерения!». Увы! Да разве у тебя были хоть когда-нибудь в жизни какие-то намерения — у тебя были одни лишь прихоти...