Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Повести и рассказы Андрея Дмитрука ставят сложные проблемы взаимоотношений человека с живой природой, рассматривают варианты развития земных обществ.
отрывок из произведения:
...Зовут меня Имант Норинын, и родом я из Курземе. Там, неподалеку от города-памятника Вентспилса, на берегу реки Венты, стоит наш Большой Дом. А лет четыреста тому назад на этом самом месте жил в своей хате старый Мартин, прямой предок бабушки Аустры... Впрочем, это мы по привычке его старым называем. Был Мартин силен и молод, когда налегал на плуг, идя за приземистой кобылкой, и была у «старого» Мартина здоровая круглолицая жена, фотографии которой сохранились, и пятеро чумазых пострелят бегали по его двору. Дети так и окончили жизнь крестьянами; ну, а уж внуков раскидало по белу свету. Одного из них, Арвида, занесло в самую Америку. Но до конца дней он безумно тосковал по родной Венте и, не жалея денег, собирал курземские прялки, расписные сундуки, вышитые полотенца, а свое состояние завещал латышскому певческому обществу в Нью-Йорке... Когда же в разных концах мира стали возникать Большие Дома, прапра... и так далее... внучка Арвида, наследница его антикварной коллекции Аустра Круминя, отыскала под речными, наносами остатки хаты старого Мартина, точнее — глиняный пол, и выстроила вокруг него главное здание, позднее названное Стволом. Аустра — моя прабабка. Она жива-здоровехонька и живет в Доме, который сама сработала. То есть, конечно, не своими руками, а о помощью усагров, универсальных строительных агрегатов.
Когда Аустра привела в свое жилище любимого человека, тот, понятное дело, спросил: почему у них; такой странный дом, одноэтажный, но просторный, как театр, круглый, с центральным залом и стыковочным устройством на крыше? Тогда моя прабабка объяснила возлюбленному идею Большого Дома. Тот не был в восторге, но все же лет пяток прожил с Аустрой. Потом они разошлись; ну, а троих своих детей наша родоначальница воспитала, как хотела. Дети выросли, обзавелись семьями; внуки тоже понаходили себе сердечных друзей и подруг; настало время, когда к нижнему этажу — комлю — пришлось пристыковать первую мутовку, квартирный узел со стыковочными устройствами в разные стороны, для будущих ветвей...
Сейчас Ствол, поднявшийся чуть ли не на полкилометра, несет четырнадцать мутовок, в каждой по пять-шесть ветвей. Расстояния между мутовками велики — что ж, каждая семья имеет право на уединение и тишину, не жить же нам в тонкостенных кирпичных сотах и слушать каждое чихание соседа... Всего в Доме обитает триста шестьдесят семь человек, считая недавно родившуюся Инесу Кастельон, мою внучатую сестренку. Год назад я отделился от матери с отцом — вызвал усагр и соорудил себе хорошенькую веточку в той же мутовке, две звукоизолированные комнаты и шаровидную пристройку под мастерскую. Нет, я был слишком юн, чтобы заводить семейство, и при родителях мне жилось вполне уютно. Просто хотелось работать в одиночестве и на свободе. Я пытался восстановить громкозвучную медь, забытые духовые инструменты доэлектронной эры —гобои, бюгельгорны, саксгорны...
Вообще-то я по склонности музыкант и акустик, но мне никогда не были чужды дела, общие для всего Дома. Я просто не могу стоять в стороне, когда настает мой черед нести взяток в улей бабушки Аустры. Да у нас и мудрено вырасти другим! Приемники Всеобщего Распределителя в Доме, конечно, есть, но мы пользуемся ими только для того, чтобы получать вещи, которые не можем сделать сами. Особенно часто теребят Распределитель девчонки, заказывая себе ко дню рождения «настоящее» платье Марии Антуанетты или серьги с зелеными брильянтами... Ну, а уж пищи синтезированной мы подавно не приемлем, и никто нас не уговорит, что она даже на квантовом уровне подобна хлебу с поля или молоку из подойника... Еще лет трех отроду я помогал взрослым сажать огуречную рассаду, позднее — молоть проросший ячмень на солод для пива, вялить свинину и чистить коров. Но охотнее всего я ворошил сухую душистую траву в сенном сарае. Главными игрушками моими были всякого рода ушаты, корзины, лубяные короба, лохани, корыта — многие еще из коллекции Арвида. Подростком я столь же увлеченно возился с микротракторами, с изящными, как часовые механизмы, машинами для беспахотной заделки семян; строил гнезда для пауков, защищавших наш сад от вредителей, и прививал ген быстрого роста камышам, создавая фитофильтр в оросительном канале...
И не было на моей памяти ни одного члена Дома, кроме работавших за пределами Кругов Обитания, кто бы не участвовал посильно в наших сельских хлопотах. Тетя Велта, например, обожала печь домашний хлеб. Злые языки даже говорили, что это у нее получается намного лучше, чем основное дело — расчеты устройств внепространственной связи... Тетя Велта собрала в своей семейной ветви настоящую крестьянскую печь: сложную, как целое здание, беленую, с плитой о трех конфорках. Я часто прибегал к тете, садился на корточки и смотрел, как она вымазанными мукой до локтей руками месит тесто; как пламя постепенно охватывает еловые дрова и начинает грозно гудеть, выхлестывая из устья... Мне было позволено выгребать угли и заливать их водой. Как славно шипели они и окутывались белым паром!.. Лопата, на которой сажали каравай в печь, по древнему обычаю была выстлана кленовыми листьями. Тетя мокрыми ладонями оглаживала буханку, пальцами прокладывала по бокам ее бороздки и даже, в подражание латышским крестьянам, чертила сверху крест. На готовый хлеб сходились все, кто был к этому времени в Доме: когда Велта выносила теплые золотистые караваи, народ обедал исключительно в круглом зале комля, рядом с покоями бабушки Аустры... Тетя Ланаки, хотя она вовсе не латышка, а познакомилась с дядей Янисом в своей родной амазонской сельве, в перерывах между цирковыми гастролями научилась готовить соленья: благодаря ей наши кладовые зимой набиты бочонками с упругой квашеной капустой, помидорами, яблоками, черемшой... Дядя Иоргис оставлял свои геотермальные воды, по которым он плавал в недрах на маленьком сверхпрочном суденышке, и появлялся в Доме затем, чтобы дни и ночи просиживать над восстановлением старинного ткацкого стана. Сперва модели у него получались громоздкие и недолговечные: дяди-Иоргисов поисковый компьютер устроен был так, что модель, не отвечавшая своему назначению, сама распадалась в прах, хотя из крепкого дерева была сработана... Потом однажды дядя зазвал нас, младших детей, в свою ветвь и Показал, к нашему ликованию, большущее мотовило, с визгом и стуком наматывающее на себя пряжу с двух барабанов. Домочадцы дружно включились и в это дело: скоро у нас начали получаться высокого качества холсты и в шесть, и в восемь нитей, гладкие, полосатые, клетчатые! Дальше —больше: мы перестали заказывать через Всеобщий Распределитель новые полотенца, одеяла, простыни, а там и рубахи...
...Зовут меня Имант Норинын, и родом я из Курземе. Там, неподалеку от города-памятника Вентспилса, на берегу реки Венты, стоит наш Большой Дом. А лет четыреста тому назад на этом самом месте жил в своей хате старый Мартин, прямой предок бабушки Аустры... Впрочем, это мы по привычке его старым называем. Был Мартин силен и молод, когда налегал на плуг, идя за приземистой кобылкой, и была у «старого» Мартина здоровая круглолицая жена, фотографии которой сохранились, и пятеро чумазых пострелят бегали по его двору. Дети так и окончили жизнь крестьянами; ну, а уж внуков раскидало по белу свету. Одного из них, Арвида, занесло в самую Америку. Но до конца дней он безумно тосковал по родной Венте и, не жалея денег, собирал курземские прялки, расписные сундуки, вышитые полотенца, а свое состояние завещал латышскому певческому обществу в Нью-Йорке... Когда же в разных концах мира стали возникать Большие Дома, прапра... и так далее... внучка Арвида, наследница его антикварной коллекции Аустра Круминя, отыскала под речными, наносами остатки хаты старого Мартина, точнее — глиняный пол, и выстроила вокруг него главное здание, позднее названное Стволом. Аустра — моя прабабка. Она жива-здоровехонька и живет в Доме, который сама сработала. То есть, конечно, не своими руками, а о помощью усагров, универсальных строительных агрегатов.
