Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Роман «Питирим» повествует о том, как тяжелый плуг петровских реформ прошелся по Руси, по народу. В муках и крови создавалось новое могучее государство.
отрывок из произведения:
...Что делать?
Сам диакон Александр растерялся.
И вдруг вспомнили: «Пресвятая владычица, совсем запамятовали! А Денисов?!» На Керженце появилась мудрая голова из олонецких лесов, из Выгорецкого скита поморской церкви, «знаменитый член, муж ученейший, высоких талантов, твердого духа и дивной памяти», славный писатель «Андрей сын Денисов». Отпрыск забытого рода князей Мышецких. Человек бывалый, известный всему Поморью. От Бел-моря на Керженец путь совершил. Всяких людей, всякого зверья встречал на своем пути молодчик. Самому царю Петру пришелся по душе, хотя и раскольник. Заводы железные помогал, говорят, царю строить на реке Волге в олонецких местах.
Глава керженских раскольников, диакон Александр, высокий бородач, с кроткими голубыми глазами, сам обратился к нему, к Денисову: не защитит ли воин церкви храбрый керженских братьев от архиерейского гнева? Не ответит ли он, «пользуясь своею зеломудростью и опытностью в науках», на архиерейские сто тридцать хитроумных вопросов?
Задумался поморский гость.
— Ответить, конечно, могу. Многие скорби, многие беды видел, борясь с церковными рачителями. Хитрословие питиримовской учености мне известно. Однако есть препятствие.
— Какое? — удивился Александр.
— Подумай, старче. Прилично ли нам с тобой защищать поповцев? Разные дороги у нас. Разные мысли. Я — беспоповец. А Питирим обращается к поповцам.
Обсуждение происходило в большом, недавно отстроенном доме рыбака Исайи Петрова. Хозяин принял братцев по-праздничному. Расшитою скатертью стол обрядил. Окурил избу благовониями.
Старый дед был Исайя, борода прошла по груди седою дорожкою, а глаза сверкали живые, молодые, и ловкости у Исайи было больше, чем даже у другого парня. «Лучший на свете рыбак». Уважал его народ, особенно беглый и крепостной люд.
Как же такому человеку не вмешаться? Из-под седых пучков по-молодому сверкнули черные глаза. Разгладил старина бороду и вставил свое слово:
— Водятся в реке разные рыбы: и головель, и окунь, и ерш, и язь, и плотва, и пескарь, и каждая свое перо имеет и цель, но щука их всех одинаково захватывает, житья не дает. Так же, я думаю, и с человеком, так же и с кремлевским распорядителем: по бороде — святой апостол, а по зубам — старая щука. Не беда бы этой щуке и в вершу влезть, ежели к тому случай есть. Надо понимать: всем нам грозит она, щука, всем без изъятия; кабала помещичья да кабала архиерейская так и ходят по пятам за всеми нами. Инако тут не изречешь.
Улыбка пробежала по его лицу. Пуще прежнего призадумались старцы.
Александр, действительно, был диаконовец, или, как его называли, «кадильщик». Сам он и основал эту секту. Попов не признавал, — только диаконов. «Буде! Побарствовали!» Александр поднял бунт против попов, отстаивал «второй чин»: «последние будут первыми». Кланялся он и новым иконам, равно как и иконам старого письма; безразлично, и даже не отвергал четырехконечного креста. А рядом теперь сидели за одним столом раскольничьи попы и «восьмиконечники». Сам Исайя, хозяин дома, был ярый поповец и даже недавно в споре лютом бороду чуть не выдрал одному диаконовцу, Демиду Охлопкову. Были тут еще люди и других толков: онуфриевцы, сафонтьевцы и арсентьевцы, были и простые миряне.
Но вышло так, что Александр, после долгого раздумья, заявил:
— Дядя Исайя прав... Щука — она такая.
А его помощник и первый советчик, маленький, юркий, с раскосыми глазами, старец Варсонофий, и вовсе выпалил:
— Какая там щука?! Не щука, а самая рыба-кит! Всех проглотит! Весь Керженец! Всех без разбора сожрет!
Многих затрясло от страха. А баба соседняя, деревенская, тайком нырнувшая в избу, любопытства ради, вдруг заголосила тонким, щенячьим голосом, напугав всех. Бабу вывели.
После этого стало полегче. А диакон Александр даже улыбнулся. Отец Варсонофий, выводивший бабу, возвратился в избу еще более раскосым — глаза ушли совсем в разные стороны, перекрестился и, скромно усевшись в уголок, вздохнул:
— Не мешало бы поторопиться.
Лицо его блестело, словно блин, густо намазанный маслом. Многие недолюбливали Варсонофия, а Александр в нем души не чаял. Без него ни шага.
— Поспешать след, — решил Александр, — воля старцев — святая воля, и я подчинен ей. Искусство — половина святости. Буде имя господне благословенно отныне и до века.
Диакон Александр и «писатель-поморец» Андрей Денисов отправились в Александрову келью составлять ответы.
Александр всю надежду возлагал на Денисова. Вежливо помог ему снять кафтан, подал перо, бумагу, чернила. Подвинул сиденье. Помолились на икону Николая Мирликийского и расположились писать...
...Что делать?
