Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Роман «Радость и страх» — история одной женской судьбы, изображение социально-бытовых перемен в английском обществе на фоне британской истории первой половины нашего столетия.
отрывок из произведения:
...И вот однажды Джона вызывают по телефону в Лондон, в управление «Голлан индастриз». Таинственный голос велит ему приехать немедленно и никому не говорить, куда едет; его встретят в вестибюле. Джон мчится в город, его встречает клерк и проводит в небольшой кабинет на верхнем этаже, где на ковре, головой на коленях у Табиты, лежит Голлан. Глаза его закрыты, он тяжело дышит и время от времени как-то странно всхрапывает. Воротничок у него расстегнут. У Табиты в руке стакан с водой. Рядом стоят Смит, клерк и машинистка.
Табита, которая, как всегда в критические минуты, кажется особенно спокойной, потому что особенно сильно волнуется, поднимает глаза на Джона и произносит: — Нужен доктор. Срочно. Позвони, пожалуйста, Джон.
Больной всхрапывает громче и поднимает руку, что должно означать: «Никаких докторов». Он слабо шевелится, точно пробует встать.
Джон склоняется к нему. — Вы больны, Джим, вы лучше полежите. И может быть, вызовем все-таки доктора?
Хриплый шепот: — Кто?.. — И вдруг: — Джон! — Рука слабо шарит по воздуху и вцепляется в рукав Джона. — Джон!
— Да, Джим?
— Не удар. — Рука бессильно падает. — Это ничего, ничего... минуту... пять минут...
Табита качает головой и взглядом приказывает Джону вызвать врача.
Джон, сделав знак Смиту, выходит вместе с ним в коридор. — А ведь очень похоже на удар. Как же без врача?
Чиновник морщится. — Но это небезопасно. Стоун где-то поблизости, он приехал, я знаю. Он сразу пронюхает.
— Понятно. Вы боитесь, что газеты...
— Всякие слухи о болезни весьма нежелательны, особенно сейчас, когда в России все рушится. Хорошо еще, что шефу стало плохо здесь, наверху. И у машинистки хватило ума первым делом послать за мной.
— Если б удалось перевезти его в Хэкстро, мы позвали бы Бэйна. Тот шотландец, умеет молчать.
Внезапно рядом с ними появилась Табита. Мужчины вздрагивают от ее голоса: — Ну что, послали за доктором? А если он умрет? Где телефон?
Джон и Смит тревожно переглядываются, словно говоря: «Как же быть? Она не понимает. Женщины не видят дальше своего носа». Как объяснить ей, что необходимо пойти на риск, даже если это будет стоить Голлану жизни? Голлан — фигура настолько важная, что человеческие мерки к нему неприменимы, он как один из тех древних царей, наделенных божественной властью, к которым даже врач не смел прикоснуться.
— Это значило бы взвалить на себя огромную ответственность, леди Голлан, — мямлит Смит. — И притом открыто ослушаться шефа.
— Мне кажется, мама, тут требуется осторожность.
— Осторожность! — Табита нетерпеливо отмахивается от них. — Но это убийство! — И требует, чтобы ее провели к телефону.
По счастью, еще прежде, чем она дозвонилась до врача, вбегает машинистка — она подняла на верхний этаж грузовой лифт.
Смит, Джон и оба клерка переносят Голлана в лифт и пристраивают на каких-то ящиках. Он и сам пытается помочь. И крепко держится за Джона.
—
Не уходи, Джонни... Это ничего... Не удар... чтобы в газеты не попало.
— Все будет шито-крыто.
— Да, шито-крыто... никаких разговоров... скорее домой.
Клерк уже привел во двор такси. Через полчаса Голлан в Хэкстро и до постели добирается сам, чтобы слуги видели, что он здоров. И продолжает упрямиться: — Никаких докторов, а то пойдут разговоры. Не хочу разговоров. Джонни, ты останься. — Он бросает на Табиту подозрительный взгляд. — Ладно, Берти, я ничего. Джонни со мной побудет. — И Табита, поняв намек, выходит из комнаты.
А наутро, отбывая якобы в инспекционную поездку на север, а на самом деле — отдохнуть недельку в глухой рыбачьей деревушке в северном Уэльсе, он берет с собой не только Табиту, но и Джона. Табите он уже не доверяет. Боится, что она выдаст его докторам.
— Не суетись ты, Берти. Вам, женщинам, все бы суетиться. Я здоров.
И правда, после недельного отдыха он как будто опять вошел в норму. Разве что ноги на ходу иногда заплетаются да вдруг замолчит на полуслове. Но если это случается на людях, Смит, или Джон, или и тот и другой всегда готовы ввернуть что-нибудь подходящее, и старик проходит дальше, словно уже сказал все, что хотел.
Как Смит ни осторожничал, избежать сплетен не удалось. Слухи, по обыкновению, родились словно сами собой и мгновенно разрастаются. Смит негодует — поговаривают, что у Голлана был удар.
— А почти наверняка так и было, — говорит Джон.
— Наверняка ничего не известно. В том-то и опасность пересудов — они совершенно безответственны.
Но после того, как эти слухи промелькнули в каких-то захолустных газетках, Джон стал особенно необходим старику. Он буквально не отпускает его от себя. Чтобы Джон не только осуществлял его распоряжения, но и ограждал его от слишком внимательных глаз...
...И вот однажды Джона вызывают по телефону в Лондон, в управление «Голлан индастриз». Таинственный голос велит ему приехать немедленно и никому не говорить, куда едет; его встретят в вестибюле. Джон мчится в город, его встречает клерк и проводит в небольшой кабинет на верхнем этаже, где на ковре, головой на коленях у Табиты, лежит Голлан. Глаза его закрыты, он тяжело дышит и время от времени как-то странно всхрапывает. Воротничок у него расстегнут. У Табиты в руке стакан с водой. Рядом стоят Смит, клерк и машинистка.
