Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Они танцевали, они пели, они чаровали своим голосом, игрой глаз, светом улыбок. Они преображались в людей из другого мира, другого времени и вынуждали верить, что в каждом слове своем не лгут и говорят ту правду, которая истинней истины. Они были актрисами — великими актрисами, примами, звездами, их называли королевами театра и экрана, — однако играли свои роли не только на сцене, но и в жизни. Порою о таких, как они, обычные люди говорят чуть ли не с ужасом: «Когда ты остаешься одна в комнате, туда страшно открыть дверь, вдруг войдешь — и не найдешь тебя? Ведь ты не существуешь в реальности, ты живешь только на сцене!» Для актрисы это не порицание — это комплимент. Хотя легко ли ходить все время на котурнах?
Едва ли. А впрочем, они с изумлением смотрели на тех, кто вздумал бы их жалеть. Ведь каждой из них удалось прожить несколько жизней — и каких блистательных! И не раз приходилось умирать: на сцене, в кинокадре... Ну что же, может быть, именно поэтому, когда смерть предлагала им последнюю в жизни роковую роль, они относились к ней как к бенефису. И справлялись с нею блистательно.
Все-таки nobless oblige, как ни крути.
отрывок из произведения:
...Моня Цимбал — тощий и горбоносый сын башмачника Цимбала с Малой Арнаутской улицы — посмотрел на человека с узкими глазами и вздохнул.
Спорить с ним мог только сумасшедший, а Моня не был сумасшедшим. Но все же он не был и мелким бычком, какого торговки на Привозе постыдятся выложить на прилавок, а оставят лежать на дне корзины, среди такой же пучеглазой рыбьей мелочи, в надежде, что попадется же какой-нибудь слепой дурень и купит этих бычков, «мелких, як воши». Моня не был бычком, а потому не мог не возразить.
— Миша, ты знаешь, что я готов сделать твое дело так же охотно, как матрос с «Синопа», который месяц жрал только гнилую солонину, готов пойти покушать орехового мороженого в заведении Кочубея в городском саду, — сказал печально Моня. — И все-таки, Миша, прости меня за эти слова, ты уверен, что хочешь прищемить мошонку Леше Гришину-Алмазову? Ты хочешь, чтобы потом он снова прошелся турецким маршем по нашей Молдаванке, похлеще, чем в прошлый раз? Ты этого хочешь?
Я не хочу этого так же, как невеста не хочет прыщей на спине, — сказал человек с узкими глазами, которого звали Миша. — Но душа Гришина-Алмазова черней, чем вороная масть вороного коня. Прищемим мы ему стыдное место или нет, он все равно не отстанет от нашей Молдаванки, пока не»насосется крови, как трефная свинья. Но мне надоело сидеть в этом подвале и смотреть божий мир с овчинку. Мы не дадим ему все время ходить с козырей. Хоть раз, да сорвем банк! Мы бросим ему нашего шута . Им будешь ты, Моня. Человек, которого звали Миша, поднялся со стула и уставил в Моню Цимбала свои узкие глаза. Моне почудилось, что в него вонзилось два узких ножичка: один в правое подреберье, другой — в левое.
— О чем он только думал, этот Леша Гришин-Алмазов? — всплеснув толстыми короткопалыми ладонями, спросил человек по имени Миша. — Он хотел дать по морде бедным одесским ворам, получить доброе слово от вертлявого консула Энно, поиметь самую красивую женщину в России в частности и во всей Одессе-маме вообще... Но нельзя ждать от доброго боженьки всего сразу. Что-то Леше Гришину-Алмазову придется отдать взамен! И он отдаст, потому что так хочу я, Миша Япончик, король Молдаванки. А теперь, Моня, иди! Миша говорит мало, и он уже все сказал. Да и вообще, нужны ли тут слова?...