Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Маркиз де Сад и Бомарше, Франсуа Рене Шатобриан и Мария Антуанетта... Опасные игры великих писателей, в которые помимо своей воли были вовлечены все культовые фигуры Галантного века — в новой книге Эдварда Радзинского.
«В тот день Бомарше, каквсегда, писал пьесу…» — как выяснится, в день своей смерти. Он дописывал последний акт пьесы, которую создавал и режиссировал всю жизнь, в которой играл до последнего часа и которая не закончилась после его кончины.
В этой пьесе было все то, что прославило Бомарше-драматурга: смелость, дерзость, изящество, любовные приключения и невероятные интриги. Игра ума и пера. Но на этот раз игра привлекла на сцену коронованных особ и аристократов, знаменитых писателей и политиков. Людовик Шестнадцатый и Мария Антуанетта, Наполеон Бонапарт и Фуше, Робеспьер и Дантон, маркиз де Сад и Шатобриан — все они стали действующими лицами в «театре жизни» Бомарше.
Но жизнь — не театр… И если на подмостках слуга Фигаро смешно дурачил графа Альмавиву под аплодисменты публики, то в жизни он поволок его на гильотину под восторженный рев толпы. У галантной пьесы оказался кровавый финал – революция. И Бомарше сыграл в этом не последнюю роль.
Новое произведение Эдварда Радзинского — это тоже своего рода «театржизни», «игра писателя». И кому, как не знаменитому нашему драматургу дано понять хитросплетения творческих замыслов своего французского собрата по перу?
отрывок из произведения:
...4 октября 1814 года.
Золотая осень в Волчьей долине.
Все было, как всегда. В день его патрона, Святого Франциска, в большой столовой собрались самые близкие друзья Шатобриана. Рене заставил Селесту пригласить мадемуазель Н.. Устроили маленький маскарад — все сидевшие за столом получали прозвища. И, как всегда, он назвался Котом, жена Селеста — Кошкой («Ша»тобрианы ). А когда решали, как назвать мадемуазель, Селеста, с усмешкой глядя ему в глаза, предложила назвать ее Мышкой.
Селеста не всегда умела быть женой Поэта. Иногда она становилась просто женой, позволяющей себе забыть свое бремя.
Он шел с мадемуазель по аллее. Все они, эти его влюбленности без числа, обязательно должны были походить на «Божественную» — на Жюльетту. Гений ищет повторений Прекрасного. Вечная Жюльетта, никогда не уходившая из его жизни...
Он засмеялся. Мадемуазель, конечно, похожа на Жюльетту: вздернутый (подмигивающий солнцу) носик; девочка женщина... Как и Жюльетта, мадемуазель носила римскую прическу «а ля Тит»: волосы взбиты в локоны и перехвачены лентой. И тот же выходивший из моды пеплос античных богинь — платье с поясом выше талии и глубоким вырезом, открывавшим нежные, слабые плечи и маленькие налитые груди. Как и Жюльетта, мадемуазель грациозно и ловко при ходьбе придерживала платье рукой, и ее ножка обнажалась по щиколотку.
Ножка мадемуазель, ножка Жюльетты... (Описать. Целомудренно.) В новой его книге будет целая глава о Жюльетте. Как рассказать их историю? Как не стать смешным, попав в длинный список знаменитостей Европы, пребывавших у ног мадам Рекамье? (Жюльетты! Доя него — Жюльетты!) Люсьен Бонапарт, и сам Наполеон, и герцог Веллингтон, и принц Август Прусский — вот список завоевателей, плененных маленькой Жюльеттой. Как охранить ее честь, но и написать правду о Венере, отринувшей и Марса и Юпитера — ради Поэта?
Тот день... Она — в белой греческой тунике. Луч солнца сквозь деревья на обнаженных руках. Солнце и мрамор. Ослепительно белая туника на нежно голубой софе... И все! И более он ничего не напишет... Печаль (прошлое, прошлое!) и красота сцены.
Он увлекся и успел прослезиться (легко возбуждался).
Он вспомнил об идущей рядом мадемуазель, ибо вдруг почувствовал... Да, ему показалось, что в наступавшем сумраке за ними кто то идет.
Он резко обернулся. Никого не было.
Приятное возвращение в реальность... тепло руки очаровательной мадемуазель.
Как забавно было бы соединить сцены... ту сцену с сегодняшней... с мадемуазель... Но это можно только в дневнике.
Впрочем, даже в дневнике ему нельзя... Он — Шатобриан.
Мадемуазель шла молча, опираясь на его руку. Она не проронила ни слова, она знала: Шатобриан думает!
Они подходили к башне. Он рассказывал ей то, что прежде рассказывал Жюльетте, а теперь обычно рассказывает всем им. О борьбе Поэта с владыкой мира. Как Поэт заклеймил императора именем Нерона, как был за это выслан из Парижа и как Господь не оставил его — он сумел купить Волчью долину. Так звали кусок земли, где стоял теперь маленький дом Поэта. А в те годы край был дик и пуст. Волки были хозяевами выжженного солнцем пустынного пространства, так напоминавшего пустыню в Аризоне, где в молодости (увы, в далекой молодости!) он сражался с англичанами.
И вот теперь император пал...
И опять, забыв о мадемуазель, он вернулся к своему сочинению.
Король въехал в Париж. С ужасом Поэт наблюдал, как престарелый монарх, кряхтя, вылез из кареты. Подагрические, опухшие слоновьи ноги короля (описать!).
Надвинув на глаза медвежьи шапки, наполеоновские гвардейцы старались не глядеть на жалкую старость потомка Людовика Святого.
Погруженный в свои мысли, он грозно сказал мадемуазель: — И вот опять грозовое небо над смутной Францией! (Кстати, не забыть описать в книге, как этим летом по приказу короля сбрасывали Вандомскую колонну Бонапарта. Ожидали, что придут тысячи — низвергать статую кумира, взявшего со страны величайший налог кровью: два миллиона французов лежат в снегах Московии, в пустынях Африки, в полях Европы. Но пришло всего несколько человек, и Поэт был среди них... Впрочем, про Поэта следует опустить. Можно быть несчастным, но нельзя — смешным.) — И вот после того как он залил кровью всю Европу, толпа захотела прежнего ярма, — сказал он яростно.
Мадемуазель испуганно смотрела на возбужденного Поэта. В борьбе с Бонапартом он больно сжимал ее руку. Но она терпела. Она плохо разбиралась в политике и очень боялась показаться глупой.
— Что то будет, — уже печально и тихо продолжал размышлять он вслух. — Наполеон рядом, совсем рядом.
(Здесь следует вставить в книгу письмо Фуше, которое ему показали вчера. Письмо к «Агамемнону всех народов» — так льстивый негодяй именует Александра Первого. Нет, наш великий предатель неспроста доносит русскому царю: «Почитаю долгом сообщить, что спокойствие народов не может быть гарантировано, пока Бонапарт находится на острове Эльба». Он уже знает что то! И он прав! Тысячу раз прав!) — Но глупцы в Париже, — вновь грозно обратился он к мадемуазель, — пребывают в спокойствии. Они уверены, что с четырьмя сотнями солдат, оставленных Бонапарту, невозможно отвоевать империю. Но они забыли: этот человек не знает слова «невозможно». А рядом с Эльбой — Италия, воздух его прежней славы, пороховая гарь его побед (записать!)... К нему приехала белокурая графиня Валевска с его сыном. Но белую лебедь поселили на тайной вилле и потом быстро услали. Еще бы! Он наверняка ждет к себе императрицу с наследником. Ему нужен символ прежнего величия. Ибо клянусь, он уже задумал... И Фуше прав. Проклятье!
— Говорят, она его много моложе. Но он ее любит, — тихо сказала мадемуазель.
Он оценил призыв. И, оставив книгу, окончательно вернулся к ней. Погладил ее крохотную руку...
Мадемуазель восторженно смотрела — она была влюблена в него с детства. Как и они все, она росла окруженная рассказами о нем, выросла в сетях его славы. Так что пора вытащить невод...
...4 октября 1814 года.
