Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Роман «Позолоченный век» (1874), давший название целой эпохе, был написан Твеном в соавторстве со стилистически непохожим на него новоанглийским писателем Ч.Уорнером. Этим объясняется весьма неровный стиль книги. В ней есть главы с оттенком сентиментальности, чувствуется привычное для американской литературы тяготение к «счастливым» концовкам. Но, в тоже время, произведение насыщено пародиями на модные романы и традиционные ситуации того времени, ядовито-саркастическими портретами жуликоватых политиканов, высокопоставленных воров, темных манипуляторов, задающих тон в столице США.
отрывок из произведения:
...Вашингтон Хокинс был в безмерном восторге от своей красавицы сестры. Она всегда была королевой в родном краю, говорил он, но тогдашний блеск ее — ничто перед нынешним, когда она одета так богато, по последней моде.
— Тебе верить нельзя, Вашингтон, ты мой брат и потому слишком пристрастен. Другие, наверно, будут не так снисходительны.
— Ну уж нет! Вот увидишь! Ни одна женщина в Вашингтоне не сравнится с тобой, Лора. Через неделю-другую ты станешь знаменитостью. Все захотят с тобой познакомиться. Вот подожди, сама увидишь.
В глубине души Лора очень хотела, чтобы его пророчество сбылось; втайне она надеялась, что так оно и будет, — ведь здесь, в столице, она осматривала критическим взором каждую встречную женщину — и убеждалась, что нимало им не уступает.
Недели две Вашингтон изо дня в день повсюду разъезжал с сестрой и знакомил ее с достопримечательностями столицы. Вскоре Лора уже чувствовала себя здесь как дома; понемногу она избавлялась от той доли провинциальной застенчивости, что привезла из Хоукая, и начала чувствовать себя гораздо свободнее в обществе выдающихся личностей, которых встречала за столом у Дилуорти. С тайным удовольствием подмечала она изумление и восхищение, неизменно появлявшиеся на всех лицах, едва она входила в гостиную в своем вечернем туалете; ее радовало, что гости сенатора то и дело обращаются к ней; с удивлением она убедилась, что видные государственные деятели и прославленные воины, как правило, не изъясняются возвышенным языком земных богов — напротив, разговоры их почти всегда бесцветны и плоски; и как приятно было обнаружить, что сама она говорит остроумно, подчас блестяще, иные ее удачные выражения даже подхватывают в этом избранном обществе и передают из уст в уста.
Начались заседания конгресса, и чуть не каждый день Вашингтон провожал Лору на особую галерею, предназначенную для дам — жен или родственниц конгрессменов. Тут поле битвы было шире и соперниц много больше, и все же Лора видела, что множество взглядов обращается к ней и то один, то другой из присутствующих указывает на нее соседу; она была не так глупа, чтоб не заметить, что иные ораторы, помоложе, обращают свои речи столько же к ней, как к самому председателю, если не больше; и ей польстило, что некий молодой франт — сенатор из Айовы — тотчас вышел на открытое место перед столом председателя и выставил ноги для всеобщего обозрения, едва она появилась на галерее, — а Лора слышала уже не раз, что обычно сей франт предпочитает задирать ноги на стол и любоваться ими самолично, эгоистически забывая о том, что и другие хотят насладиться этим зрелищем.
На Лору посыпались приглашения, и вскоре она прочно вошла в столичное общество. «Сезон» был в разгаре, первый торжественный прием не за горами, речь идет о приеме, куда приглашают лишь избранных.
К этому времени сенатор Дилуорти окончательно убедился, что он ничуть не ошибся в этой провинциалочке из штата Миссури: без сомнения, ей не будет равных на том поприще, которое он ей уготовал, — а потому вполне правильно и благоразумно позаботиться о том, чтобы она выступила во всеоружии. Итак, сенатор прибавил к гардеробу Лоры новые, еще более пышные наряды и подкрепил их очарование новыми драгоценностями, — это был заем под предстоящую продажу земли Хокинсов.
Первый торжественный прием состоялся в особняке одного из членов кабинета министров. К десяти часам, когда явились сенатор и Лора, тут было уже полно народу, а негр в белых перчатках впускал все новых и новых гостей. В комнатах ослепительно сияли газовые рожки и жара была страшная. Хозяин и хозяйка встречали гостей на пороге. Лору представили им, и тотчас ее подхватил поток пышно одетых, декольтированных, сверкающих драгоценностями дам и затянутых во фраки мужчин в белых лайковых перчатках; куда бы она ни пошла, всюду ее провожал гул восхищения, глубоко отрадный ей — столь отрадный, что на мраморно-белом лице ее проступил румянец и оно стало еще прекраснее...
— Кто это? — слышала она. — Как хороша! Это новая красавица с Запада! — и прочее в том же духе.
Стоило ей остановиться, и ее тотчас окружали министры, генералы, конгрессмены и всякие видные особы. Их знакомили с Лорой, а затем неизменно следовал весьма оригинальный вопрос:
— Как вам нравится Вашингтон, мисс Хокинс?
И за ним другой вопрос, не менее оригинальный:
— Вы здесь впервые?
Когда обе эти волнующие темы оказывались исчерпаны, разговор обычно входил в более спокойное русло, но то и дело прерывался, ибо Лоре представляли новых знакомых, и те вновь задавали ей вопросы о том, как ей понравилась столица и бывала ли она здесь прежде. Так добрый час, а то и больше, «герцогиня» двигалась в этой давке, точно по седьмому небу, не помня себя от счастья. Теперь конец всем ее сомненьям, теперь она знает она покорит всех и вся! Вдруг в толпе мелькнуло знакомое лицо — к Лоре пробирался Гарри Брайерли, взгляд его, если можно так выразиться, громко говорил о том, как он рад этой встрече.
— Какое счастье! Скажите, дорогая мисс Хокинс...
— Тс-с! Я знаю, о чем вы сейчас спросите. Да, мне нравится Вашингтон, очень, очень нравится!
— Но я хотел спросить...
— Да, да, я вам отвечу сию минуту. Я здесь впервые. По-моему, вы и сами это знаете.
И сейчас же людской водоворот унес ее от Гарри Брайерли.
«Что она этим хотела сказать? Ну, конечно, ей нравится Вашингтон, — я не такой осел, чтоб спрашивать ее об этом. А что она здесь впервые — фу ты пропасть, да ведь она же знает, что мне-то это известно! Уж не думает ли она, что я стал круглым дураком? Забавная девушка, право. А как все вокруг нее увиваются! С этого дня она станет признанной королевой Вашингтона. Прежде чем кончится этот дурацкий вечер, она перезнакомится со всеми важными шишками, сколько их есть в городе. И ведь это только начало. Что же, я всегда говорил, что она может быть козырем в этой игре... да, да! Она будет кружить головы мужчинам, а я — женщинам. Отличная выйдет пара на здешней политической арене. Я и четверти миллиона не взял бы за то, что я могу сделать вот в эту сессию, — право слово, не взял бы. Однако... это мне уже не нравится! Секретарь посольства — совершенное ничтожество... а она ему улыбается, как будто он... а теперь адмиралу! А теперь озаряет улыбкой надутого осла — депутата от Массачусетса... этакий выскочка, фабрикант лопат и заступов, засаленный пиковый валет!.. Не нравится мне это. Она, видно, даже не вспоминает обо мне... ни разу и не поглядела в мою сторону. Ладно, моя райская птичка, продолжай в том же духе, если тебе угодно. Но только знаю я вас, женщин. Вот я сейчас тоже начну улыбаться направо и налево — поглядим, как тебе это понравится!» Гарри Брайерли и впрямь начал «улыбаться направо и налево» и пробрался поближе к Лоре, чтобы посмотреть, как это на нее подействует, но хитрость не удалась: тщетно пытался он привлечь внимание Лоры. Она, видно, совсем его не замечала, а потому Гарри не мог флиртовать весело и непринужденно, разговор его был отрывочен, бессвязен; он почти не смотрел на своих кокетливых собеседниц и чувствовал себя ужасно несчастным, досада и ревность одолевали его. Наконец он отказался от своей затеи, прислонился плечом к колонне и, надувшись, следил за каждым шагом Лоры. За ним из толпы гостей, в свою очередь, следила не одна пара прекрасных глаз, но Гарри этого не замечал. Он был поглощен другим: в глубине души он клял себя каким же он был самовлюбленным остолопом! Всего час назад он собирался взять эту провинциалочку под свое покровительство, показать ей настоящую жизнь, насладиться ее удивлением и восторгом — я вот она по уши погрузилась в столичные чудеса и освоилась с ними чуть ли не лучше его самого...