Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Имя старейшего русского советского писателя Николая Дмитриевича Телешова (1867 — 1957) теснейшим образом связано с реалистической литературой конца XIX — начала XX века. Основатель известных литературных «Сред», он дружил с М. Горьким, И. Буниным, А. Куприным, Л. Андреевым. Частыми гостями «Сред» были С. Рахманинов, Ф. Шаляпин, И. Левитан, В. Поленов.
отрывок из произведения:
...Закат еще не померк, над городом еще тянулись яркие цветные полосы вечерней зари, а над степью уже всходила луна; она еще не светила, не золотила степи, а только глядела ласково и скромно, обещая тихую, ясную ночь.
Устиныч, невысокий старик лет семидесяти, с седой бородкой и светлыми грустными глазами, сидел у ворот на скамейке и думал, то весело поглядывая на небо, то украдкой вздыхая. За воротами раскидывался двор, обнесенный серым дощатым забором, весь обросший высокой крапивой и широкими лопухами. Посреди двора стоял домик — бывший холерный барак; из окон его видна была невдалеке городская застава, а по другую сторону бесконечная степь.
Здесь жили переселенцы.
Одни уходили, другие приходили, и домик всегда был полон народа.
Пока Устиныч сидел и думал, его семья снаряжала повозку — маленькую тележку о двух колесах с выгнутыми сквозными боками, похожими на ребра, и с короткими оглоблями, лежавшими пока на траве.
— Чего ж на ночь глядя поедешь? — спрашивали старика соседи, вышедшие поглядеть на чужие хлопоты.
— А что ж, — спокойно отвечал Усгиныч, — вона — месяц-батюшка вышел... Оно светленько с ним-то, а не жарко, а матушка-солнышко теперь тоже рано проглядывает: как зачнет это припекать, мы и в рощу, на отдых... Так-то вог, милые.
Он охотно рассказывал обо всем: куда идет, почему и давно ли из дома.
— Идем далече, приятель. На версты считать, не знаю, как и выговорить. А идем уже давно... верст семьсот прошли, слаза богу... Да осталось верст тыщу... Ничего, милый, — дойдем! А семья наша вот какая: я со старухой — это двое... Да Трифон — сын, да при нем жена, да детей четыре души — крохотных... Да еще, значит, пятый внук — Лександро. Выходит — девять душ, да десятая дочь... да еще две дочери...
Он показал обе руки, на которых при счете загнул уже все пальцы, и, причмокнув, добавил:
— Эна, милый человек, народу-то! А каждый рот хлебушка просит, а его, значит, нет и нет. Четвертый год не г урожая, хоть ты что хочешь.
Тележку между тем снарядили. Набили разное тряпьз и пожитки, туда же посадили и жену Устииыча, худую, сморщенную старуху.
— Ноги-то, ноги-то, — жаловалась та, когда Трифон, коренастый мужик, положил ей на колени ребенка.
— Мало что, матушка, потеснись! — возразил он спокойно, передавая еще двух маленьких девочек. — Не у себя дома!
Он вытер вспотевший лоб и отошел в сторону. Дети возились, стараясь удобнее сесть, а старуха только кряхтела и безмолвно шевелила губами.
— Бабы! Готовы, что ли? — крикнул Трифон, оглядывая толпу, собравшуюся у ворот.
На его вызов стали собираться к тележке молодые женщины с узлами за спиной...