Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Григорий Федорович Иванюта пожмурился, протянул руку к тумбочке, и, не взглянув на часы (он давно уже просыпался ровно в пять утра), взял очередной том Стейнбека и карандаш.
Нельзя сказать, что книга американского писателя казалась Иванюте интересной или занимали Иванюту проблемы чужой семьи из другого мира, но... Когда-то в юности, когда Григорий Федорович хотел выглядеть солиднее и мечтал стать видным сановником, он, подражая известным ему тогда авторитетам, стал читать с карандашом в руках. За прожитые годы былое подражание перешло в привычку, и любую литературу, будь то литература специальная, по птицеводству, будь то тоненький журнал жены, Григорий Федорович комментировал. Все, что Григорий Федорович держал когда-либо в руках, оставалось с пометками: подчеркнутые строки, выделенные фигурной скобкой абзацы, обилие восклицательных знаков, и на полях — мысли.
Когда-то Иванюта представлял, как некое существо, легкомысленное и очаровательное, берет в руки книгу, что прежде была в руках у него, и, читая пометки на полях, восторгается мудростью Григория Федоровича, его наблюдательностью и пророческим провидением. Потом, делая пометки, Иванюта думал о сотрудниках, что были рангом и выше и ниже его. Читая книги, прочитанные Григорием Федоровичем, они будут делать должные выводы о его интеллекте.
Трудно сказать, о ком и о чем думал директор теперь, когда брал в руки художественную литературу. (В постели специальную литературу Иванюта не читал, для нее он отводил часть рабочего времени, и та литература стояла на полках в его рабочем кабинете).
С особым удовольствием Иванюта читал романы фривольного содержания. Подобные книги были редкостью, но, чтобы не терять подписчиков, такие романы изредка публиковали журналы, и Иванюта любил, когда подчиненные ему их приносили. Сам он покупал литературу авторов маститых, покупал, как правило, классику, хорошо изданную, в добротных переплетах; и даже изредка кое-что из нее читал. Была здесь и дань моде, и дань былой своей обиде, когда, в институте, однокурсники, козыряя цитатами, относились к нему с усмешкой.
Через час Григорий Федорович спустился на кухню.
На столе уже стояла большая чашка чаю. Чай был свежезаварен, сдобрен мятой, но уже остывший, как он любил. Лежал бутерброд с широким слоем масла — таким был теперь обычный завтрак Иванюты: брюшко, огорчая, росло, и Григорий Федорович ограничивал себя в еде, но отказать себе в хорошей порции масла он не мог.
Григорий Федорович тщательно прожевал бутерброд и, ковыряя в зубах, подошел к окну.
От серой магистрали, покрытой рытвинами и ухабами, ответвлялись черные, гладкие и четкие, подъезды к директорским коттеджам.
На подоконнике в целлофановом пакете лежала четвертинка хлеба. На белесой корке цвело пятно плесени.
Григорий Федорович вспомнил, как сразу после войны ездил пацаном гостить к бабке, вез ей гостинец от отца: консервы, шмат сала и пару буханок хлеба. И через неделю, когда он наконец-то добрался до бабкиного села, хлеб был так же пахуч и вкусен. А теперь как только Алевтина ни экспериментирует с его хранением, но хлеб плесневеет и в эмалированной кастрюле, и в деревянной хлебнице, и в целлофане, и в вафельном полотенце.
В половине седьмого к двухэтажному коттеджу подъехала черная «Волга». Прежде «Волга» была у директора серая, но он договорился, и кузов поменяли: черный цвет давал ощущение престижа.
— На кухне надо убрать, — обронил Григорий Федорович, проходя под лестницей. Сверху донеся щелчок антресоли: жена убирала постели.
— Хорошо, хорошо. Конечно, конечно, — отозвался ее голос.
Из-за поворота вырулили один за другим все четыре фабричных автобуса, первым рейсом они везли на фабрику птичниц. Все головы в автобусах дружно повернулись в сторону директорского дома.
Тамара Васильевна Сачкова, главный бухгалтер фабрики, обычно ездила на фабрику на час позже, вместе со всеми итээровцами, но шел квартальный отчет, а вчера Тамара Васильевна полдня пробыла с Геннадием, вот и ехала сегодня на фабрику с птичницами.
Вместе со всеми Тамара Васильевна повернула голову в сторону директорского коттеджа и едва сдержала смех.
Маленький, ростиком чуть повыше машины, директор стоял возле «Волги» в позе командора: одна рука засунута за борт пиджака, вторая держит трубку рации, голова откинута назад. Пародист бы смешней не придумал.
Тамара Васильевна знала, что забот у директора, действительно, много, но все-таки не настолько, чтобы он не мог потратить минуту, спокойно сесть в машину и уже оттуда связаться по рации с диспетчером. Но ему надо, чтобы рабочие видели, что, пока все итээровцы еще спят, он, директор, уже работает.
Обычно такие жесты, рассчитанные на внимание птичниц, на показательный эффект, раздражали Сачкову, но сегодня, как всегда после близости с Геннадием, она вся была переполнена покоем, довольством и счастьем. И даже терпимостью к слабостям других.
И Тамара Васильевна вновь ушла в воспоминания о вчерашнем дне...
...Сквозь неплотно прикрытые гардины проникло жгучее июльское солнце.
