Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Джозеф Шеридан Ле Фаню — ирландский писатель и журналист. Родился и умер в Дублине. Был внучатым племянником драматурга Ричарда Бринсли Шеридана и дядей прозаика Роды Броутон. После окончания Тринити-колледжа стал барристером, но впоследствии отказался от поприща юриста в пользу журналистики.С 1845 по 1873 год опубликовал 16 романов, из которых наиболее известны «Дядя Сайлас» (1864) и «Дом у кладбища» (1863) и сборник из пяти новелл «В зеркале отуманенном» (1872).
отрывок из произведения:
...До нашего времени дошло, причем в хорошем состоянии, одно из самых замечательных полотен живописца Шалкена. На неискушенный взгляд, основная заслуга художника состоит в хитроумной игре света и тени. Я не зря сказал «на неискушенный взгляд», потому что истинное достоинство этой картины заключается не в манере письма, как бы изысканна она ни была, а в самом портрете. На полотне представлено убранство комнаты, напоминающей внутренние покои античного храма. На переднем плане изображена женская фигура в просторном белом одеянии, край которого прикрывает лицо наподобие вуали. Обстановка мрачной залы дышит религиозной торжественностью, однако покрой платья не имеет ничего общего с обрядовой строгостью. В руке женщина держит лампу, единственный источник света, озаряющего ее лицо. Губы красавицы изогнулись в лукавой улыбке, так свойственной хорошеньким женщинам, когда они задумают какую-нибудь шалость. На заднем плане, погруженном в сумрак, нарушаемый лишь тусклым отблеском угасающего очага, что выхватывает из мрака фигуру женщины, стоит мужчина в костюме старинного фламандского покроя. Его что-то встревожило, он настороженно положил руку на эфес шпаги, готовый пустить оружие в ход.
Есть на свете картины, при взгляде на которые мы, не знаю уж каким образом, сразу понимаем, что на них изображено не просто сочетание идеальных форм и линий, возникающих в воображении художника, а подлинные, существовавшие когда-то лица, сцены, люди. Такое ощущение реальности происходящего вызывает у зрителя и эта удивительная картина.
Первое впечатление вас не обманывает: художник увековечил на своем полотне действительное, и очень загадочное, происшествие, а женская фигура представляет собой точный портрет Розы Вельдеркауст, племянницы Герарда Доува, первой и, полагаю, единственной возлюбленной Годфри Шалкена. Мой прапрадедушка хорошо знал живописца; от Шалкена он услышал таинственную историю картины, от него же получил ее в посмертный дар. И само полотно, и его история стали фамильным достоянием моей семьи; я расскажу ее в том виде, в каком она передается из уст в уста, от поколения к поколению.
Вряд ли найдутся на свете люди, которым романтические одеяния были бы менее к лицу, чем неуклюжей деревенщине Шалкену – самому неотесанному, но при этом самому искусному из живописцев, картины которого вызывают у ценителей наших дней восторг столь же бурный, сколь сильное отвращение внушали манеры художника его утонченным современникам. Тем не менее, этот простолюдин, упрямый, неопрятный грубиян, в лучшие свои дни, на гребне славы, был героем пылкого, тайного, удивительного романа.
В дни своего ученичества у бессмертного Герарда Доува Шалкен был очень молод и, невзирая на внешнюю флегматичность, однажды влюбился по уши в очаровательную племянницу богатого мастера. Роза Вельдеркауст была еще моложе его, ей не исполнилось и семнадцати. Если легенда говорит правду, трудно было сыскать на свете девушку прелестнее Розы: нежная и мягкая, она походила на белокурую фею из фламандских сказок. Юный художник влюбился всей душой, и пылкие восторги его были вознаграждены. Он объяснился в любви и услышал ответное робкое признание. Не было на свете художника счастливее него. Однако нашлись обстоятельства, омрачившие бурную радость юноши: он был беден и незнатен. Шалкен не осмеливался просить у старого Герарда руки прелестной воспитанницы. Сначала нужно было добиться признания и достатка.
Впереди его ждало немало суровых испытаний. Художнику предстояло в одиночку создавать себе положение в свете, где обстоятельства складывались отнюдь не в его пользу. Однако он завоевал сердце Розы Вельдеркауст и считал себя на полпути к победе. Стоит ли говорить, что усердие его было вознаграждено; доказательством тому служит всемирная слава художника, не поблекшая и поныне.
Однако усердный труд живописца и, что еще хуже, окрылявшие его надежды были загублены в самом разгаре, при обстоятельствах столь странных и загадочных, что любые попытки разобраться в них неизменно заходили в тупик, а сами события тех дней теряются в дымке мистического ужаса.
Однажды вечером Шалкен задержался в мастерской дольше своих коллег – учеников и в одиночестве заканчивал работу. Когда яркий дневной свет померк, он отложил краски и занялся карандашным эскизом, над которым в последние дни трудился чрезвычайно старательно. Рисунок воплощал искушения святого Антония. Молодому художнику, возможно, недоставало религиозного подъема, однако он достаточно хорошо разбирался в композиции, чтобы остаться недовольным своей работой. Многочисленные подчистки и исправления, которыми пестрели изображения как самого святого, так и дьявола-искусителя, не принесли, однако, желаемого результата. В большой, обставленной старинной мебелью комнате стояла тишина, рядом с Шалкеном не осталось никого из обычных товарищей по работе. Прошел час, подходил к концу другой, а рисунок никак не удавался. Солнце давно зашло, сумерки сгустились в непроглядную ночную мглу. Терпение молодого художника подошло к концу, он, злясь на себя, стоял перед неоконченной работой, запустив руку в длинные волосы, и сжимал кусочек угля, никак не желавший сослужить ему верную службу. Не замечая, что делает, не обращая внимания на уродливые черные полосы, он раздраженно водил углем по широким фламандским штанам...
...До нашего времени дошло, причем в хорошем состоянии, одно из самых замечательных полотен живописца Шалкена. На неискушенный взгляд, основная заслуга художника состоит в хитроумной игре света и тени. Я не зря сказал «на неискушенный взгляд», потому что истинное достоинство этой картины заключается не в манере письма, как бы изысканна она ни была, а в самом портрете. На полотне представлено убранство комнаты, напоминающей внутренние покои античного храма. На переднем плане изображена женская фигура в просторном белом одеянии, край которого прикрывает лицо наподобие вуали. Обстановка мрачной залы дышит религиозной торжественностью, однако покрой платья не имеет ничего общего с обрядовой строгостью. В руке женщина держит лампу, единственный источник света, озаряющего ее лицо. Губы красавицы изогнулись в лукавой улыбке, так свойственной хорошеньким женщинам, когда они задумают какую-нибудь шалость. На заднем плане, погруженном в сумрак, нарушаемый лишь тусклым отблеском угасающего очага, что выхватывает из мрака фигуру женщины, стоит мужчина в костюме старинного фламандского покроя. Его что-то встревожило, он настороженно положил руку на эфес шпаги, готовый пустить оружие в ход.
