Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Михаил Хейфец, популярный израильский журналист и историк, родился и вырос в Ленинграде, где работал преподавателем литературы и истории. Позже стал профессиональным литератором. В 1974 был осужден за написание предисловия к «самиздатскому» собранию сочинений Иосифа Бродского. В период заключения написал три книги, которые были опубликованы за пределами СССР.
Автор ряда публицистических книг, посвященных вопросам советской и российской истории, а также жизни в Израиле.
отрывок из произведения:
...Я люблю такие книги, бесхитростные в их наивной правдивости, но потому-то и столь важные для любого историка.
Шошана Гельцер, жена известного востоковеда, да и сама — человек многих интересных профессий, написала «еще одну книгу о жизни и смерти», сопроводив жизнеописание подзаголовком «(7 x 9) плюс»: каждая глава в ней посвящена отдельной «семилетке» из жизни автора – и на момент сдачи рукописи в печать десятая семилетка еще не была завершена («плюс»)… Что же так привлекает меня в тексте?
Мало мемуаристов, способных устоять перед неизбежным искушением: подводя итоги жизни на старости лет, «подправить» свою биографию – изобразить себя поумнее, чем сам оказался в жизни, попорядочнее, поталантливее… Что-то автоматически выкинуть из своей памяти, что-то наоборот выделить, если тебе выгодно. Да и вообще люди любят сочинять истории из своей жизни, искренно уверовав, что «так оно все и было». За собой, любимым, увы, замечал… Как бы это естественно для человеков, но беда, что опускают-то мемуаристы иногда самое важное, самое интересное в эпохе из увиденного ими. Шошана Гельцер, «простая душа», написала все вроде так, как помнится, но оказалось – запомнила детали эпохи, которые до нее мало кто запечатлел для истории.
…Вот она девочка в довоенном, еще польском Вильнюсе. Относительно благополучная еврейская семья: отец – врач, мать — медсестра. Семья совершенно светская, про отца евреи говорят: «Ест трефное, а зарабатывает кошерно», т. е. помогал беднякам бесплатно или за низкую плату, а иногда – за свой счет. Но… еврей-врач не мог получить в Вильнюсе ставку государственного врача – как бы ни работал, как бы ни хорош был как специалист!… И мама – прекрасная медсестра и домашняя учительница, но «по неписаному закону получить работу медсестре или домашней учительницы в 20-30-х гг. в Вильне еврейская женщина могла, и то с трудом, только если была незамужней, разведенной или вдовой. Замужние женщина могли только помогать мужу-врачу» (стр. 31). А ведь подобные «неписаные законы», определявшие всю повседневную жизнь, историки не отыщут ни в каких официальных документах.
Но, наконец, в конце 30-х гг. пришла в город литовская «буржуазная» власть. «В принципе это была власть довольно-таки демократическая». Но в Вильно-Вильнюсе, например, она начала деятельность с того, что уволила пару сотен поляков – государственных служащих из мэрии, с железной дороги, из разных учреждений. Конечно, уволенные были охвачены отчаянием. Как же отреагировала толпа? «Угадали – еврейским погромом… Начали громить еврейские лавки, мастерские, парикмахерские… Доктор Яков Выгодский… бессменный лидер еврейской общины, взял свою палку и пошел на советскую военную базу… Тогда советские танки и танкисты были спасителями» (стр. 44).
Так исчезает удивление у историков: почему отнюдь не пролетарии, а напротив, «мелкая буржуазия», община литовских евреев, обреченная на советские репрессии, все же радостно встретила потом оккупацию Литвы Советами… Даже те, кто по натуре были добрыми и хорошими людьми!
… А вот эпизод, запомнившийся мне из другой авторской «семерки». Поезд с беженцами от наступавших гитлеровских войск «двинулся на восток, далеко не переполненный. 24 июня он остановился у прежней советско-польской границы. Всех пассажиров попросили выйти из вагона и расположиться на насыпи. Стали проверять документы и впускать в вагоны только тех, у кого были советские паспорта. У большинства виленцев таковых еще не было… Размахивая справкой, что она врач в советском учреждении, моя сестра Белла попросту оттолкнула часового, и мы очутились в опустевшем вагоне… Несколько сотен виленцев остались: их посадили в открытые вагоны и вернули в Вильнюс. Большинство из них погибло» (стр. 50-51)...