Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Михаил Хейфец, популярный израильский журналист и историк, родился и вырос в Ленинграде, где работал преподавателем литературы и истории. Позже стал профессиональным литератором. В 1974 был осужден за написание предисловия к «самиздатскому» собранию сочинений Иосифа Бродского. В период заключения написал три книги, которые были опубликованы за пределами СССР.
Автор ряда публицистических книг, посвященных вопросам советской и российской истории, а также жизни в Израиле.
отрывок из произведения:
...С «Местом и временем» я измотался страшно. Писал в постоянном цейтноте — хотел кончить книгу, пока почивало на лаврах кольцо наблюдателей. Опекун в промзоне заболел и уехал на «больничку». Другой, обслуживавший меня в жилой секции, лениво дожидался пока уйдет на «волю» мой сосед по койке, Федя Дронь — колхозный бригадир, добивавший в те дни конец 15-летнего срока за членство в «Украинском рабоче-крестьянском союзе». Мой стукач хотел занять его удобное лежачее место (рядом со мной) и потом с приятностью приступить к продолжению стукаческой работы. А я воспользовался паузой в службе оперативного надзора, собрал подготовленные материалы и начал делать книгу. Но все-таки не успел — последние страницы приходилось дописывать под перекрестным наблюдением обоих стукачей...
Наконец, настал последний вечер. Завтра утром отдам Боре Пэнсону рукопись в «маску» — для переправки через «забор». Я вынул текст из тайника и после отбоя, в темноте, нащупал бушлат, лежавший поверх тонкого одеяла и запихнул в боковой карман всю пачку исписанных листов. Впервые «Место и время» было собрано в одном месте! В сущности, работа сделана — даже плата за переправку уже подготовлена...
Ночью внезапно проснулся (бывает нередко — едим-то, в основном, жидкость). Бреду в туалет, а на дворе — буран, с мелким, крутящимся, щиплющим снегом. Как танк, прошибаю тропку к лагерному «белому домику»... И на «торчке» соображаю: «Сейчас единственная возможность прочитать то, что написал. Сколько времени тут сижу — никто не узнает, хоть до утра сиди, даже если ночью кто сюда зайдет, так бумага у меня в руках — в «гигиенических целях». Пойму, наконец, получилась книга или нет...» Сказано — сделано. Достаю рукопись из кармана, складываю листочки по порядку — и обалдеваю. Последних четырех страниц не хватает. Еще раз пересмотрел — нету.
Подсознательно все время ожидал чего-то в этом роде. Уж больно благополучно шло писание до сих пор. Не могло оно продолжаться бесконечно — чувствовал некий подвох судьбы осторожным еврейским носом. Обидно только, что срыв произошел в самом конце, когда столько трудов уже положено...
Вышел на двор — поискать пропажу. Но жуткий ветер, направляемый системой лагерных заборов, устремлялся по этой «аэродинамической трубе» прямо на запретку, за проволоку... Чертовщина! Когда терпением, расчетом, опытом удалось, наконец, нечто стоящее сделать в зоне — на помощь и без того «превосходящим силам противника» пришел Его Величество Случай!
Отчетливо помню — не нервничал. Терять для зэка — вообще дело привычное. Надо теперь подумать, как терять поменьше. Утром никому из посвященных в «дело», включая Пэнсона, не сказал ни слова. Опасался нервных, преждевременных предосторожностей. Ощущал происходящее, как гонки с ГБ наперегонки: кто выкрутится быстрее — или они найдут и обезвредят меня, или я восстановлю рукопись, и Боря отправит нашу посылку, а там — будь что будет...
Нормальные предосторожности отброшены: главное теперь — выиграть время. Заскочил вечером следующего дня в читалку и за общим столом (!) восстановил утраченные страницы. Опекун мог сообщить оперу: «Хейфец что-то пишет» — и ввалились бы надзиратели проверять... Плевать! Миша Коренблит, не подозревая, чем я в тот момент был занят, острил из-за соседнего стола: «Вы только поглядите, Азат, какой он серьезный, какой сегодня вдохновенный взор... Прямо писатель, ну, прямо автор!» Помню, дико мешало мне писать это ироническое зудение над ухом...
На второе утро — последняя операция: нужно протащить «Место и время» в промзону, где рукопись укутают в «маску». И тогда — с моей стороны все сделано. Но при проходе из жилой в рабочую зону нам положен ежедневный обыск: не эпизод, красочно описанный Солженицыным в «Одном дне Ивана Денисовича», а занудливая, замечаемая меньше, чем ежедневная чистка зубов, процедура. Но сегодня...
В колонне рядом со мной дневальный нашего цеха — Алексей Свиридович Степанюк. Крестьянин, потом рядовой боец Украинской повстанческой армии, выносливый, живучий мужик. Но 23 отбытых в зонах года высосали его здоровье: уже два раза 68-летнего деда разбивал инсульт, он почти лишился памяти... «Диду, пронесите это», — тихо сую ему пакет (старика по лени контролеры не обыскивают). «Що воно такэ?» — «Надо, диду». Взял в горсть, пощупал — а-а-а, ерунда, бумага, — кряхтя, засунул .поглубже в штаны и, ковыляя парализованной ногой, опершись на суковатую палку, потащился мимо надзирателей, в упор его не замечавших...
Помню: гляжу ему вслед и, кажется, впервые замечаю, какой киношный вид в воротах промзоны во время утреннего шмона: кремовый туман вокруг грязных цехов, вьющаяся дорога с ухабами и подмерзшими лужами — и по ней цепочкой, смывая очертания в тумане, уходят черные, сгорбленные, ковыляющие фигуры... Возвращая мне пакет по ту сторону забора, дед спросил: «На що вона, ця папирка? Автомат треба!» — и, кажется, сразу забыл о том случае.
В цеху я быстро добавил к рукописи последний штрих — сопроводительное письмецо к посылке. Только собрался идти к Пэнсону, совсем уже успокоился, явно обхожу ГБ по времени, вдруг бац! — является в цех посыльный из штаба: «Хейфеца и Матешвили в дирекцию» — «Кто зовет?» — «Кум» (оперативник). Уйти от посыльного я не сумел, как-то заметушился и поплелся следом за ним по заводской территории...