Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Кирилл Игоревич Якимец — журналист, политтехнолог. Родился в 1964 году. Окончил Московский энергетический институт и философский факультет Московского университета. Редактор отдела политики интернет-издания «Русский Журнал».
отрывок из произведения:
...После Фейерабенда сложно говорить о какой-либо «научной объективности»: мы уже знаем, что выбор той или иной научной теории лежит на совести исследователя. Кордонский существенно дополнил Фейерабенда, введя в сферу выбора сам объект исследования.
Похоже, автор до конца не осознал смелость собственного шага. Да, разумеется, невнимание к таксономии ведет к тому, что реалии, не охваченные теоретическими мирами, начинают восприниматься как «антинаучные» или даже вовсе не существующие; несправедливо вешать ярлык «антинаучности» на все, что не охвачено той или иной объясняющей теорией... Работа Кордонского, однако, вовсе не сводится к банальному противопоставлению «сухой теории» и пышно зеленеющего «древа жизни». Наоборот: то, что еще недавно казалось сочной кроной древа жизни, на наших глазах распределяется по строгим клеточкам сухого теоретического гербария.
Действие первое: разделяем таксоны и признаки. Сначала человек интуитивно обозначает таксоны, потом уже рефлектирует по поводу признаков — оснований для классификации. Таким образом, действие второе — «объективация оснований классификации», то есть выявление свойств. При этом «вполне очевидно», что сходства и различия «не существуют де-факто», но «вводятся исследователями». Наконец, действие третье: если о существовании таксона ставится вопрос, «существование особи несомненно». Наука, таким образом, изучает вовсе не то, существование чего несомненно, не особь, но таксон, который сама же и вводит. Анализу подвергается не реалия жизни, а искусственно созданный в рамках науки «аналитический объект».
Аналитические объекты собраны Кордонским в матрицы и подвергнуты строгой иерархизации: социолог может изучать физический носитель социальных свойств («вещи»), физику же социального носителя физических свойств не досталось. Эта иерархия, венчаемая социологией (изучающей таксон « люди»), на первый взгляд представляется оценочной: мол, человек — венец творения, под который « заточен» весь мир или, по крайней мере, весь мир науки. Например, у животных «нет ни культуры, ни социальных групп, они не владеют языками, т.е. у них отсутствуют признаки, выраженные понятиями социологии». И если в Институте Йеркса обезьяну обучают говорить (не ртом, разумеется, а через специальные приспособления), то выходит, что у животных есть не только физические, но и социальные потребности, где под «социумом» автоматически, в соответствии с матрицей Кордонского, понимается не «группа непосредственного взаимодействия», но человеческое общество. Встает вопрос о социальных потребностях (и правах!) животных... Без шуток. Именно этот вопрос привел к сворачиванию в Штатах программы по изучению лингвистических способностей обезьян.
Кордонский не заостряет внимания на этой проблеме. Повторяю: он сам до конца не осознал собственной революционности. Ведь на уровне матрицы приравнивание обезьяны к человеку означало бы лишь, что для определенных общественных существ применимы некие методы исследования их жизни, до сих пор применявшиеся существами нашего биологического вида друг к другу. Почему бы и не расширить прагматику научного понятия «люди»? Принципиальных препятствий нет. Но на профанном уровне это выглядит маразмом (избирательные права для обезьян) и даже катастрофой (а ну как они начнут за свои права бороться — и победят?) Работа Кордонского, однако, навеки отсекает профанный уровень от научного. Человек из «двуного существа без перьев» превращается просто в таксон, над которым работают социологи. Точно таким же образом минералы могут быть определены именно как таксон, для которого «неприменимы понятия социологии, социальной психологии, психологии, физиологии и генетики», но применимы понятия химии, физики, а также «динамики» и «статики» (последние два уровня в интерпретации Кордонского — уровни математики.) Таким образом, таксоны и аналитические объекты определяются через действия, которые можно или нельзя над ними совершать: «Критерии необходимости и достаточности определений задаются исходными различениями уровней исследования, аналитических областей знания и специализаций ученых — аналитиков, совпадающими с не подлежащими обсуждению фактами существования физиков и физики, химиков и химии, генетиков и генетики и т.д.» В результате «инстинкт» — это та самая штука, которую изучают психологи на «генетическом» уровне исследования, «язык» — та самая фиговина, которую изучают социологи на «психологическом» уровне, а «движение» — та самая хрень, которую изучают физики на уровне «динамическом». Я вовсе не издеваюсь. Это действительно очень удобно — и наглядно показывает замкнутость многих понятий внутри определенных объяснительных систем (таких как физика или психология) и неактуальность, даже бессмысленность этих понятий за пределами их родных дискурсивных стихий...
...После Фейерабенда сложно говорить о какой-либо «научной объективности»: мы уже знаем, что выбор той или иной научной теории лежит на совести исследователя. Кордонский существенно дополнил Фейерабенда, введя в сферу выбора сам объект исследования.
