Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Георгий Балл родился в 1927 г. В 1948 г. окончил МГИМО. С 1960 г. регулярно публикуется как детский писатель. В течение длительного времени не имел возможности напечатать «взрослую» прозу, выступал с чтением на квартирах у знакомых. Потом изредка публиковал и «взрослые» тексты («Новый мир», а также в «тамиздате»). С середины 90-х гг. много публикуется в журналах «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Новое литературное обозрение» и др. Отдельные издания: роман «Болевые точки» (М., 1983), сборник рассказов разных лет «Вверх за тишиной» (М., 1999).
Лауреат Тургеневского фестиваля малой прозы (1998 г.) по разделу «За вклад в развитие жанра». Тексты Георгия Балла переведены на немецкий и чешский языки.
отрывок из произведения:
...Это было совсем недавно, зимой. На Ленинградском вокзале, когда я вернулся в Москву из еще непривычного для уха теперешнего Санкт-Петербурга.
— Молодой человек, — окликнула меня цыганка, — с тебя много не возьму.
— Отстань, я тебе не молодой. Я старик. К бабам ступай, а мне ты не нужна.
— Какой же ты старик? Ты юноша. Я по глазам вижу. Мы правду говорим. Ты не виноват. Ну, давай руку.
Не понимая сам зачем, протянул руку. Такая в них сила.
— Вот эта линия — река широкая. А как ее зовут — сам помнишь. А тут узенькая, зовут Люлька.
— Нет такой реки, цыганка.
— Как же ты говоришь, нет... Люлька. И за этим холмиком — любовь. Ты ведь душою не забыл? Давай теперь денег побольше. Не жалей.
Я открыл бумажник. Она цепко ухватила почти все деньги и засмеялась:
— Что, вспомнил? Убивец, говно...
— Значит, что же было? — твердил я себе. — Что же тогда все-таки было?
В том дачном поселке, среди берез и сосен, наши юношеские души трясло нетерпением. Мы с утра торопливо глотали воздух того жаркого лета нашей вселенной. Мы были первыми людьми на земле, которым дарована жизнь. У нас даже не было имен, а только прозвища. Самым ловким из нас, конечно же, законно признавался Рыжий.
В центре вселенной существовали две девочки — Пшенка и Манка. Обе голубоглазые, беленькие. Манка — полная девочка, подружка, необходимая, конечно, для Пшенки, совершенной красавицы с длинной тяжелой косой. И что говорить — вся мальчишеская карусель вертелась вокруг Пшенки. Только вот еще чего — ближе всех Пшенка подпускала меня, а я старался показать, что мне почти безразлично. Несколько раз я торопливо целовал ее. И я теперь подозреваю — все, чтобы посмеяться над Рыжим.
— Рыжий, Рыжий, конопатый...
По высшему закону, его рука и ее рука — это не мой удел. Ночами он караулил Пшенку, замирал, когда смотрел на нее. И чем больше я понимал, что он один из нас, только он один любит, и он — законный, а я — чужой, тем больше я измывался над ним.
— Рыжий, Рыжий, конопатый...
Мы шли с ней рядом. И ничто не предвещало, что мир рухнет, исчезнет.
Он поджидал нас. В руке у него я увидел пистолет.
— Рыжий, у отца взял? — спросил я и засмеялся.
Отец его был крупный военный, который потом попал в немецкий плен, но погиб на Колыме.
Он молча направил пистолет на меня.
— Отойди, — тихо сказал Рыжий.
Я медлил. А Рыжий уже повернул на Пшенку. Мы были от него всего в двух шагах. Рыжий выстрелил. И когда Пшенка, даже не вскрикнув, упала, он выстрелил себе в голову.
Их хоронили в памятный день 22 июня. Собрался почти весь поселок: взрослые и дети. Повезли хоронить на Немецкое кладбище. Сколько цветов, сколько цветов... С этих двух смертей для меня началась война...
...Это было совсем недавно, зимой. На Ленинградском вокзале, когда я вернулся в Москву из еще непривычного для уха теперешнего Санкт-Петербурга.
