Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Рождающаяся Империя всегда определяет место, где будет стоять ее Столица. Боги мировых пантеонов стекаются на ее набережные и вдыхают в гранит древнюю силу. И новоявленный стольный град начинает выращивать свои мифы, бредущие вдоль ровных проспектов, и сказания дождливых небес, обитающие в лабиринтах проходных дворов и бесконечных квартир в зыбком пламени свечи... И только ее пламя проведет нас по текстам Натальи Галкиной — текстам завершающегося времени!..
отрывок из произведения:
...Все было прекрасно в этом южном дворике: покосившиеся балясинки гаремного открытого балкона второго этажа, открытые лестницы на второй этаж, беленые стены соседнего дома, хаотическая жизнь, плещущая разноцветным сушащимся на веревках бельем, нескладица и разностилье. Только голуби и глицинии раздражали его. Их было слишком много. И они никак у него не получались. Он и рисовал, и лепил их. Выходило хлипко, нелепо, то лишку реалистично и робко, то грубо и нарочито.
— Зачем ты их лепишь?
Речь шла о его бесчисленных скульптурах, расставленных во дворике там и сям. Он любил работать под открытым небом.
— Зачем? — переспросил он.Право, не знаю. Я скульптор.
— Зачем вообще скульптуры?
— Да ты философ, — сказал он. — Зачем, ты хочешь сказать, вообще искусство?
— Картины я понимаю. Они плоские. И играют в то, что в них можно войти. А скульптуры... Они как живые.
— Объемные, ты хочешь сказать?
— Ну да. Их можно пощупать? Они как люди и как куклы. Они такие белые. Тебе с ними не страшно?
— Бывает, — сказал он.
— Но они у тебя какие-то кривые. И не гладкие. И немножко нескладные, — Это чтобы было не так страшно, — сказал он. — А что у тебя за книга?
— Это не книга. Старинный альбом. Пустой. Я в нем пишу.
— Что же ты пишешь? — спросил он рассеянно, поправляя глиняной балерине нос, то есть сворачивая его слегка на сторону и преувеличивая на нем горбинку.
— Трактат.
Он рассмеялся.
— Как называется?
— «Роща лука».
— В каком смысле?
— Как растить лук. Что тут непонятного? Ты рисовать умеешь? Ты как-то рисуешь странно, я видел. А похоже ты можешь? Нарисуй мне в трактате картинки, Армен.
— Я бы с радостью, — сказал скульптор.Да мне, видишь ли, все время некогда.
— Взрослым всегда некогда.
— Ну, не всем.
Мальчик ходил от фигуры к фигуре, обходил их вокруг, вздыхал.
— Уж очень они у тебя белые, — те, которые белые. Черные тоже слишком черные, но не так. А белые — ты не хочешь их раскрасить?
— В старину их и раскрашивали, между прочим. В Риме и в Греции. А это идея. Ты мне подал идею, джан. Я раскрашу.
— Я не Джан, — сказал мальчик.Я Жан. Или Джан — это я по-армянски?
— Джан это не имя, — сказал скульптор. — Это вроде как «дорогой». А почему ты Жан? ты француз?
— Я Жан по-французски. А на самом деле я Ваня.
— Иоганн по-немецки, Хуан по-испански...
— Ты не знаешь, как я по-китайски?
— Понятия не имею. Чжан. Или Ван.
Мальчик сидел на корточках, скрючившись, подперев щеку, альбом на коленях, апельсиновые кудри против солнца...
...Все было прекрасно в этом южном дворике: покосившиеся балясинки гаремного открытого балкона второго этажа, открытые лестницы на второй этаж, беленые стены соседнего дома, хаотическая жизнь, плещущая разноцветным сушащимся на веревках бельем, нескладица и разностилье. Только голуби и глицинии раздражали его. Их было слишком много. И они никак у него не получались. Он и рисовал, и лепил их. Выходило хлипко, нелепо, то лишку реалистично и робко, то грубо и нарочито.
