Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Это случилось в незапамятные времена, когда по воле богов дети князей становились рабами, а великие ярды склоняли мечи перед дикарками из южных земель.
Айша обрела жизнь, чтобы стать смертью для последнего могучего воина Севера. Но она еще не знает своего предназначения, она просто ищет любви… Славянские мифы, скандинавские саги, судьбы людей, власть богов, зов плоти и преданность крови — все это причудливо переплелось в новом историческом романе Ольги Григорьевой.
Славянские мифы, скандинавские саги, судьбы людей, власть богов, зов плоти и преданность крови — все это причудливо переплелось в новом историческом романе Ольги Григорьевой.
отрывок из произведения:
...Она столкнулась с Бьерном у обозной телеги — одной из многих, отправлявшихся в Альдогу1. Невысокий коренастый раб Бьерна нес большую корзину на длинном ремне, она — нелепый, драный, перебинтованный берестяной плетенкой короб. Не из тех, что матово поблескивают кожей в больших боярских домах, а еще прабабкин — твердый, плетенный из ивовых прутьев, с деревянным днищем.
— Отойди! Бьерн отогнал ее от телеги, раб осторожно поставил корзину внутрь.
Короб она не выронила. Сжалась пред варягом — маленькая, костлявая, некрасивая, зыркала исподлобья и молчала. Не уходила.
— Так, он остановился, поглядел на оборванную девку, на ее жалкий короб, нахмурился: — Чего тебе?
— Мне надо в Альдогу…
Бьерн хмыкнул, отвернулся, направился к стоящим подле городьбы лошадям.
Нынче по зиме на Приболотные земли налетела неведомая хворь, унесла почти треть всех жителей. А когда вскрылся лед на Малой Рыське, многие уцелевшие отправились вверх по реке. Шли к родичам, что жили в других местах — посуше, полюднее. Некоторые — из тех, кто побогаче, сами ладили обозы — снимались с насиженного места со всем скарбом, грузились на телеги. Победнее или вовсе осиротевшие лепились к ним, клялись Родом, что непременно отработают в дороге. Звали таких просителей притками, как болячки, что липнут к человеку и отвязаться не хотят. Беженцы чаще брали взрослых приток — кому ведомо, когда потребуются в пути сильные руки … Пока Бьерн крепил на конской спине седло да прилаживал к луке клевец на короткой рукояти, девка вновь очутилась рядом. Прижала к пузу свои нехитрые пожитки, обхватила руками плетеные бока, шмыгнула носом.
— Как тебя зовут? спросил варяг.
— Айша.
На самом деле у нее было несколько имен. Одно, родовое, дал ей жрец в дальнем болотном капище2, и знали его лишь тот жрец да она сама. Другое — общинное3, девчачье, никак не вязалось с ее узким, тонким лицом, тощей фигурой и глубоким грудным голосом. Поэтому никто не называл ее по имени. Зато прозвище, данное ей давным-давно, прилепилось прочно, приросло и, как часто бывает, стало нравиться ей самой.
— Айша? Бьерн удивился. Она кивнула:
— Мне бы приткнуться. Я отработаю … Ее упорство нравилось варягу. Он огладил лошадиный круп, усмехнулся:
— Отработаешь?
По тону Айша поняла — разрешил. Благодарно улыбнулась, сунула в телегу короб, влезла следом.
— Рейнар! позвал Бьерн худого юркого мужика, восседающего на первой телеге. Раб подвел ему лошадь, Бьерн легко запрыгнул в седло: — Готовы?
Мужичок утвердительно кивнул, гаркнул, телеги медленно тронулись в путь. Ленивая рыжая лошаденка зачмокала копытами по новгородской грязи. Айша смотрела по сторонам и молчала. Бьерн ехал возле телеги, косился на ее профиль — чересчур острый, чересчур резкий и при этом светлый, почти прозрачный.
— Ты откуда родом?
Откуда она еще могла быть, как не из глухого, затерянного в болотах печища4, что, как грибы, росли в Приболотье? Этот короб, красная шерстяная юбка с драным подолом, чуни5, чем-то напоминающие кошачьи лапы, с желтыми носами и коричневым верхом, серая рубаха с большими выцветшими узорами по вороту, плат, по-бабьи подвязанный почти под самые брови… И глаза под ним… Огромные, широко расставленные, слегка приподнятые в углах, желто-зеленые, как у дикой кошки… Красивые глаза… — С Затони.
Сначала Бьерн не понял. Потом сглотнул, уставился на ее крупный мягкий рот:
— С Затони? С Гиблого болота?
Айша зло покосилась на него, потерла указательным пальцем переносицу, нехотя повторила:
— С Затони.
Мало кто не знал о Затони — дальнем лесном печище, куда боялись заходить даже самые отважные охотники. В Приболотье вообще выживали люди непростые — лесные, болотные, чуждые до веселых утех и шумных игрищ, но никто и никогда не видел тех, кто жил в Затони. Сколь бы ни приходили туда случайные путники иль искатели лучшей доли — небольшие затоньские дома встречали их молчаливой сырой пустотой. Средь людей бродили разные слухи. Поговаривали, будто живет в Затони старый колдун со своими крогорушами, лембоями да прочими кромешниками6 и обладает он удивительной силой переходить из живого мира в мир мертвых. А от незваных гостей прячется на кромке меж живыми и мертвыми — потому-то его и не застать...