Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Феликс Дымов. Родился в Ленинграде (ныне — СПб.), окончил Ленинградский механический институт, работал инженером-механником на заводе. С середины семидесятых годов — профессиональный писатель. Дебют писателя в литературе состоялся в 1968 году — он опубликовал рассказ «Загадочная гравюра». Живет в Санкт-Петербурге.
отрывок из произведения:
...Их назвали эриниями не в память о богинях мести, хотя что-то от овеществленного проклятия в них, несомненно, было. «Эриния» — вот все, что осталось от четырехстрочного описания, в котором греко-латинские «эритр», «Арес» и «пирин» вместе означали «огненно-красный цветок Марса». Насчет цветка ясности не было: некоторые ученые из чистого упрямства относили к флоре упругую камышинку с двумя узкими длинными листьями у пушистой головки; корни и обычный для растений фотосинтез затмевали для них сложные, характерные, скорее, для животных двигательные реакции. Новой сенсацией явилось открытие у марсианских переселенцев «телепатических» свойств: эринии оказались безошибочными индикаторами настроения… Ралль обнаружил это случайно. В лаборатории было тихо и пусто. «Резвая Маня» с выключенными экранами дремала в углу. В линиях магнитного лабиринта путался механический мышонок Мими. Нетопырь Кеша с вживленной в мозг «сеткой Фауди» завис кверху ногами под потолком, уронив крылья и развесив уши. Последние дни Ралль не торопился Домой, в свою уютную миникомнату на Большой Пушкарской, где стены читают желания и воздух дрожит от еле сдерживаемого исполнительского зуда. Там его, помимо автоматики, не ждет никто. Л здесь, в лаборатории, можно по горячему следу проверить идею шефа о деформации коллектива сильной минус-эмоцией отдельной личности. Проверять такие вещи сподручнее, конечно, одному, в тиши, без этого самого коллектива… Ралль честно отсидел под широким «маниным» шлемом, пока Янис, не любивший терять в дороге время, вставлял в очки детективную ленту, а Иечка под укоризненным Ритиным взглядом перекрашивала глаза из рабочего серого цвета в какой-то немыслимо-сиреневый. Еще минут пятнадцать Ралль ждал, пока шеф Ростислав Сергеевич стаскивал пушистый профессорский свитер и снова превращался в сокурсника Роську Соловьева. Зашнуровав гермески, Роська накачал пульсирующим газом многоцветный метровый мяч, сунулся под шлем:
— Постукаем?
В «маниных» недрах предупреждающе заурчало разрегулированное поле.
— Убери локаторы! — буркнул Ралль.
— Джеральд! Что за язык? — ужаснулась Маргарита, успевшая влезть в глухую даджболку. Продольные желтые полосы на ее литом теле натянулись так, что тронь — зазвенят. — Наждак жевал?
— Не я, «Маня»! — съязвил Ралль.
Ростик покрутил пальцем у виска. Не уточняя, к кому это относится, обнял вибрирующий мяч, И шагнул за окно.
Ралль понял, что больше сегодня не работать. Снял шлем. Раздвинул пошире стенные панели. Солнце ворвалось в лабораторию. Ослепленная «Маня» притушила экраны, будто зажмурилась. В ногу ткнулся мышонок Мими, пискнул, волчком закрутился на месте. «Маня» пожалела его, вернула в лабиринт.
Игра была в самом разгаре. Гуннар из соседней лаборатории рыбкой вилял между корпусами, закрывая от нападающих мяч. «Привет, Джеральд!» — успел крикнуть, пролетая мимо окна. И пропал из виду. Ростик свечой взмыл с газона, выбил мяч, головой послал в узкую щель ворот...
...Их назвали эриниями не в память о богинях мести, хотя что-то от овеществленного проклятия в них, несомненно, было. «Эриния» — вот все, что осталось от четырехстрочного описания, в котором греко-латинские «эритр», «Арес» и «пирин» вместе означали «огненно-красный цветок Марса». Насчет цветка ясности не было: некоторые ученые из чистого упрямства относили к флоре упругую камышинку с двумя узкими длинными листьями у пушистой головки; корни и обычный для растений фотосинтез затмевали для них сложные, характерные, скорее, для животных двигательные реакции. Новой сенсацией явилось открытие у марсианских переселенцев «телепатических» свойств: эринии оказались безошибочными индикаторами настроения… Ралль обнаружил это случайно. В лаборатории было тихо и пусто. «Резвая Маня» с выключенными экранами дремала в углу. В линиях магнитного лабиринта путался механический мышонок Мими. Нетопырь Кеша с вживленной в мозг «сеткой Фауди» завис кверху ногами под потолком, уронив крылья и развесив уши. Последние дни Ралль не торопился Домой, в свою уютную миникомнату на Большой Пушкарской, где стены читают желания и воздух дрожит от еле сдерживаемого исполнительского зуда. Там его, помимо автоматики, не ждет никто. Л здесь, в лаборатории, можно по горячему следу проверить идею шефа о деформации коллектива сильной минус-эмоцией отдельной личности. Проверять такие вещи сподручнее, конечно, одному, в тиши, без этого самого коллектива… Ралль честно отсидел под широким «маниным» шлемом, пока Янис, не любивший терять в дороге время, вставлял в очки детективную ленту, а Иечка под укоризненным Ритиным взглядом перекрашивала глаза из рабочего серого цвета в какой-то немыслимо-сиреневый. Еще минут пятнадцать Ралль ждал, пока шеф Ростислав Сергеевич стаскивал пушистый профессорский свитер и снова превращался в сокурсника Роську Соловьева. Зашнуровав гермески, Роська накачал пульсирующим газом многоцветный метровый мяч, сунулся под шлем:
