Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Формально — политический детектив в жанре альтернативной истории, роман ставит многие непростые вопросы и «наступает на многие мозоли», так что наверняка вызовет возмущение у адептов традиционных идеологических мифов, как патриотических, так и либеральных. Будучи совершенно серьезным, он в то же время содержит немало пародийных элементов, а многие известные личности фигурируют в нем под своими реальными именами, хотя и могут отличаться от реальных прототипов. Роман написан соавторами, придерживающимися существенно разных политических взглядов и никогда не встречавшимися лично (все общение шло только е-мэйлом).
В 1941 в результате заговора прагматично мыслящих германских генералов Хитлер и его ближайшие сподвижники были убиты, а национал-социализм — реформирован. Опора на русские антибольшевистские силы во главе с генералом Власовым позволила Германии выиграть войну на востоке и удержать большинство завоеваний на западе.
В 1991 году мир по-прежнему расколот между двумя сверхдержавами — Третьим Райхом и США. Но это уже не те страны, что во время войны. В Америке разгул «политкорректности», в Райхе назначен референдум о сохранении национал-социалистической системы — который, как считается, должен окончиться убедительной победой сторонников существующего строя. В это время сын генерала Власова от его германской жены, в прошлом — пилот Люфтваффе, а ныне — офицер РСХА, прибывает в Москву расследовать странную смерть германского резидента...
отрывок из произведения:
...9 сентября 1941 года, вторник. Берлин, Кёнигсаллее, 35. Раннее утро.
Вокруг был войлок, целые горы сырого войлока. Он давил на грудь, на лицо, вонял мокрой жарой. Откуда-то издалека, из-за войлочной завесы, доносилось непонятное «бу-бу», «бу-бу-бу».
Клаус попытался открыть глаза, но лучше не стало: в горячем тумане плавали какие-то белые пятна. Одно из них приблизилось, и коснулось его лба сухим и холодным. Потом войлок опять накрыл его с головой.
Постукивание серебряной ложки по зубам ненадолго привёло его в чувство. Он послушно разжал челюсти. Ложка скользнула внутрь, и во рту стало горько. Он с усилием сглотнул, и снова погрузился в беспамятство.
— Через два часа ребёнок умрёт, — сказал кто-то из-за войлока.
Клаус знал, что значит умереть. В прошлом году, летом, умерла его маленькая сестричка, Барбара. Мама сидела в гостиной и читала французскую книжку, и тут вошёл отец, высморкался, и сказал: «Господь забрал нашу малютку, Марта». Тут мама сразу начала плакать, а толстый семейный доктор, которого Клаус звал просто «дядя Вальтер», совал ей в руку флакончик с вонючей солью от обморока.
Клаус тоже плакал. Но, по правде говоря, ему не было особенно жалко сестричку: она всё равно была очень маленькая, и ничего не умела, даже говорить. Лежала себе в кроватке и кричала. Он потом спросил у отца, зачем Бог забрал её к себе — чтобы она лежала и кричала на небесах? «Это всё для нашего вразумления» — невразумительно ответил отец и дал ему конфету.
Потом Клаус долго приставал к отцу с вопросом, когда умрёт Бог. Отец сказал, что Бог никогда не умрёт, и опрометчиво добавил, что хорошие мальчики таких вопросов не задают. Клаус, конечно, начал ныть и просить папу рассказать про то, как Бог умрёт. Потом он сообразил, что если быстро-быстро говорить «Бог — сдох», то получается в рифму. И стал бегать по гостиной и кричать: «Бог сдох, Бог сдох! Бог сдох, Бог сдох, Gott ist tot, Gott ist tot» — пока отец не поймал его и не ударил. Он побежал жаловаться маме, но на этот раз ябедничество не возымело обычного действия: мама строго запретила ему говорить такие вещи. Мальчик надул губы, но замолчал, хорошо зная, что маму, в отличие от отца, надо слушаться...
— Gott ist tot, — услышал он совсем близко от себя. — Бог мёртв. Мы убили его.
На этот раз Клаус понял, кто говорит. Дядя Вальтер, вот кто.
— Это, кажется, из Ницше, — ответил отец. Клаус прислушался: да, это был отец.
— Я не читаю подобных авторов... — ответил доктор. — Но как предсмертная записка это сошло бы. Или как признание. Всё зависит от того, как угодно будет истолковать это «мы» господам из Комиссии. Скажите честно, Людвиг, — голос доктора стал масляным, просящим, — вы всегда всё знаете... ведь это же самоубийство? Это самоубийство, да?
Мальчику показалось, что войлок снова облепил его. Но это было просто молчание.
— Значит, вот как... — доктор вздохнул. Его вздох отозвался в ушах ребёнка шуршанием тысяч мягких иголок.
— Мы знаем друг друга много лет, — наконец, ответил отец, — и знаем жизнь. Есть вещи, о которых лучше не говорить.
— Мне нужно знать, Людвиг! Вы вхожи в эти сферы, а я нет. В то время как моё положение...
— Вальтер, подумайте лучше о моём мальчике, — тихо сказал отец, — давайте не будем хотя бы сейчас, у его постели, говорить о политике. Вы можете что-нибудь сделать?
— Медицина бессильна, мой дорогой друг. Давайте ждать и надеяться. Я не хочу обнадёживать, но, возможно, молодой организм...
Жар опять навалился на измученного ребёнка. Но на этот раз Клаус решил не поддаваться. Сосредоточившись, он выплыл из багрового омута бреда.
— Ничего не знаю точно, — говорил тем временем отец, — но лично я не верю в то, что доктор Гёббельс мог пойти на такое. Сейчас, когда Райх на краю пропасти... Нет, нет, нет.
— В таком случае это убийство.
— Я этого не говорил. Что мы имеем сейчас? Есть тело. Есть несомненные признаки отравления. Есть предсмертная записка.
— И есть заключение Комиссии по расследованию, не так ли?
Мальчик понял, что разговор скучный. Такие разговоры отец обычно вёл в курительной комнате. Клаус много раз спрашивал у мамы, зачем папа водит домой каких-то незнакомых людей и тратит на них время. Мама гладила его по голове, вздыхала, и говорила, что ему рано об этом думать. Как-то раз Клаус специально забрался под маленький диван, чтобы послушать, о чём же всё-таки они говорят. Оказалось — ничего интересного: обсуждались какие-то «перестановки в министерстве». В результате Клаус так и заснул под диваном, и его еле нашли...
.jpg)
...9 сентября 1941 года, вторник. Берлин, Кёнигсаллее, 35. Раннее утро.
